Читать «Чур, мой дым!» онлайн - страница 70

Алексей Михайлович Ельянов

И как только он напишет это число в бухгалтерской книге, так сразу уйдет с работы.

Матрена Алексеевна

Как только Матрена Алексеевна закончила гимназию, она сразу же вышла замуж и уехала жить в пригород. Первый муж ее был инженером-строителем. Но жила она с ним недолго: он бросился под поезд. Из-за чего это произошло, я, как ни старался, не мог узнать. Осталось тайной и то, почему тетушка скрывалась потом больше двух месяцев в доме сельского бухгалтера и нерадостно вышла за него замуж.

Двадцать семь лет прожили они вместе. Матрена Алексеевна воспитала двоих детей мужа: своих детей у нее не было.

Три раза в ее дом забирались воры, уносили почти все.

— Бог с ними, — говорила она, — чужое добро впрок не пойдет. — И все начинала заново.

В лесопарке она просыпалась раньше всех. Надевала короткие валенки с галошами — она их носила и зимой и летом, — повязывала голову платком, шла по делам. Поливала на огороде помидоры, приносила из лесу опят для жаренки, готовила завтрак и снова шла в огород. Допоздна шаркали по земле ее валенки. Губы низенькой, сухонькой старушки были плотно сжаты, а глубокие озабоченные глаза озарялись приветливым светом, когда кто-нибудь говорил ей: «Здравствуйте, Матрена Алексеевна».

Вечером она иногда пела молитвы протяжным плачущим голосом. Потом крестила мою подушку, чтобы не снились дурные сны. Каждое утро, уходя в школу, я с робостью и смущением сжигал записочку, в которой просил святого братца Иоанна помочь мне получить пятерку по русскому языку и арифметике. Об этом братце я знал, что он живет в Вырице, что он святой, что тетушка была у него один раз на обеде, где наелась досыта одной картофелиной и маленьким кусочком хлеба. И еще я знал, что Иоанн кормит коров еловыми ветками — и они дают молоко ведрами.

Бога я очень боялся. Просил райской загробной жизни для матери и всякого благополучия нашему дому. Мне было страшно думать о боге, особенно в темноте; ведь если он все может, значит, он ужасно сильный, а стоит ему ошибиться, и он нечаянно может сделать мне что-нибудь плохое.

Тетушка возила меня на Троицкое поле в церковь «Кулич и пасха». Мне было там стыдно, особенно когда все крестились, вставая на колени. У всех были несчастные, просящие лица. Мне от этого становилось противно, потому что я не чувствовал никакого несчастья. Но я тоже просил бога. И чем дольше стоял в церкви, тем сильнее мне хотелось быть несчастным, чтобы все видели, какой я маленький и какое у меня большое горе.

Мне всегда почему-то казалось, что тетушка верит в бога не так, как другие старушки. В ее глазах я никогда не видел благоговейной слепоты и даже подозревал, что она молится по привычке или на всякий случай: а вдруг действительно есть что-то там… после смерти.

Весной она почти все дни проводила на огороде. Поливала лук, ухаживала за помидорами, учила меня высаживать рассаду капусты.

— Земля — это не грязь, — говорила она, ласково растирая в ладонях навоз и комки глинистой почвы. — Ткни в грядку пальцем, опусти в лунку корешок, привали осторожно, живой ведь он.