Читать «Чур, мой дым!» онлайн - страница 72

Алексей Михайлович Ельянов

Я порывисто встаю, обиженно натягиваю обжигающую холодом одежду, молча беру ведра и иду к реке.

В лесопарке не было колодцев. Воду брали прямо из Невы: летом — с мостков, зимой — из проруби. Возле проруби очень скользко. Приходилось вставать на колени, чтобы зачерпнуть воды и не упасть. Многие носили ведра на коромысле, а у меня это не получалось, и я таскал их руками. От берега до нашего дома всего метров триста, но надо подниматься в горку по заледенелым ступенькам. Идешь осторожно, переваливаешься с боку на бок, бережешь силы. Воды требуется принести не два ведра и не четыре, а двадцать. Надо натаскать полную бочку, которая стоит в коридоре.

На улице было морозно и тихо. Я шел размашисто, поскрипывал дужками ведер. Проходя мимо соседнего дома, вдруг услышал крик:

— Ленка! Ленка, зараза! Иди сейчас же за водой, а то косы повыдергаю!

Это кричит мать Лены. Зычный голос разносится по всему лесопарку. Она кричит на дочь с утра до вечера, гонит то за водой, то в сарай, то в магазин; часто жалуется соседям:

— Уж бью ее, смертным боем бью, а она все не слушается, гадина такая.

Вот доносится шлепок, и вдруг — грохот ведер. Они летят с крутой лестницы со второго этажа. Из-за угла дома показывается Лена в расстегнутой кофте. Она идет за мной к проруби злая, растрепанная, но не плачущая. Мне слышно ее тяжелое дыхание.

«Никогда бы не стал жить с такой матерью. Ни с кем бы не стал жить вот так…» — думаю я.

Мне жалко Лену, но я ее не понимаю, да и никто ее не понимает. Она без особого повода может нагрубить учителю, с истошным криком вцепиться мальчишке в волосы, швырнуть на пол кулек с новогодними подарками. Она не принимает ничьей дружбы и ничьей помощи. Лишь изредка позволяет почему-то только мне оказывать ей какую-нибудь незначительную услугу.

Вот и сейчас я помогаю Лене зачерпнуть воду и вынести ведра из-под берега. Она не благодарит и даже не смотрит в мою сторону. Нервно поднимает ведра своими тонкими руками и быстро-быстро семенит по тропинке. Я опять спускаюсь к проруби. Не тороплюсь. Разглядываю противоположный берег. Там лесопильный завод с высоченной трубой. Ее видно даже из окон нашего дома. Она густо дымит. Смотрю на широкий белый, искрящийся простор замерзшей реки и думаю: «Вот стоит лишь перебежать через нее — и там уже ходят автобусы, там Ленинград. Он и близко и далеко. Там моя учительница, Анна Андреевна. Она, наверное, думает, что у меня все хорошо, а я не могу даже приехать к ней — все нет времени.

Эх, если бы умчаться в Ленинград от этого холода, от коровы, от скользкой проруби. Когда же, наконец, кончится мое детство? Неужели так вот будет всю жизнь, так вот тихо и однообразно?»

Послышалось легкое поскрипывание снега. Оборачиваюсь. Осторожно спускается по скользким ступенькам наша соседка, бабка Саша. Она в шубе, закутана в шаль, с коромыслом на плече. «Сейчас опять будет жалеть меня», — неприязненно думаю я и бросаюсь к проруби, чтобы скорее набрать воды.

— Опять спозаранку трудишься, желанный мой, — слышу я тонкий скрипучий голос. — Оно, конечно, не у родной матери живешь.