Читать «Чур, мой дым!» онлайн - страница 69

После отдыха дядя снова легким взмахом поправлял волосы, надевал пиджак, освежал лацканы и уходил в контору. Так было каждый день, так, наверное, было всю жизнь. Насколько я помню, дядя никогда не отступал от заведенного порядка, ему никогда не изменяло чувство меры, и я не мог себе представить его пьяным, или неопрятно одетым, или чтобы он на кого-то закричал. Даже цифры и буквы он писал так, что они стояли как бы навытяжку, точно солдаты в строю.

Дядя любил наставлять:

— Если хочешь, чтобы тебя уважали, учись.

— Не переноси на завтра то, что можешь сделать сегодня.

— Лучше синицу в руки, чем журавля в небе.

Возле нашего дома стояли четыре улья. Дядя часто открывал ульи без дымаря и сетки, — он говорил, что пчелы узнают хозяина по запаху. Запах табака и водки они не переносят. Дядя не курил и очень редко выпивал крошечную рюмку перцовки за компанию. Мне запомнилось, что от него всегда исходил тонкий запах меда и сот, и, может быть, поэтому его не жалили пчелы.

Он любил говорить о пчелах и говорил о них так, будто боялся нечаянно разрушить какую-то свою мечту.

— Ты знаешь, что такое нектар? Не знаешь, так вот послушай.

Он рассказывал, что утром, когда встает солнце и каждый цветок раскрывает перед ним свои лепестки, на самых донышках цветов переливаются, как драгоценные камни, маленькие капли нектара. Возьмешь в рот такую каплю — и будешь жить дольше всех на свете. В этой крошечной капельке вместилась вся сила солнца, и все лекарства, и все здоровье, какое только есть на свете.

Дядя очень редко занимался хозяйством, и хоть всю жизнь провел в сельской местности, плохо знал, как лучше сажать картошку, ухаживать за огурцами, за морковкой. Он все время проводил на службе, в конторе перед счетами и огромной бухгалтерской книгой.

Дядя запрещал приходить к нему во время работы. Но однажды он засиделся за годовым отчетом, и я принес ему ужин. Дядя как будто бы и не заметил моего прихода, только раз быстро взглянул из-под очков утомленными выцветшими глазами. Резко отбросил сухими пальцами костяшки счетов сначала влево, потом вправо. Потом передвинул линейку на широкой бухгалтерской книге и четко вывел пером длинное число. Потом опять бледные пальцы в синих прожилках метнули колесики счетов вправо, потом играючи стали разбрасывать их по сторонам. И новое длинное число появилось в последней графе.

Горела настольная лампа под зеленым абажуром. Приглушенный свет обволакивал три громоздких стола, массивные стопки вздутых папок, коричневую печь в углу. В комнате пахло канцелярским клеем и печным теплом. Дядя сидел в телогрейке, чуть сгорбленный, седой, неподвижный — только невесомо порхала над счетами очень чистая старческая рука.

Не знаю, в тот ли вечер или раньше, а может быть, и позже, я со страхом подумал о работе моего дяди. Подумал, что такая работа дается людям в наказание, — человека приковывают к стулу на всю жизнь. И еще мне показалось, что дядя скрывает какую-то обиду, что специально кому-то в отместку он всю жизнь просидел на этом конторском стуле, чтобы соединить все маленькие числа в одно гигантское число.