Читать «Человек мифотворящий: О литературе Испании, Португалии и Латинской Америки» онлайн - страница 4

Все ее творчество вырастало из одного корня — из занятий Латинской Америкой, даже в первую очередь Бразилией, из собирания фактов и попыток их осмысления. Эти-то попытки и побудили Тертерян проделать Колумбов путь в обратном направлении, то есть вернуться на Пиренейский полуостров, к истокам. В творчестве Унамуно, Селы, Делибеса она стала искать объяснения тому странному, тому неповторимому феномену, какой являет собою новейший латиноамериканский роман. Две предельно друг другу чуждых стихии — испанско-католическая и индейско-языческая,— разделенные географически и исторически, столкнулись, но не разошлись. Культура завоевателей (в отличие от того, что случилось в Америке северной) не подавила, не истребила ту, что казалась завоеванной, а с нею соединилась, смешалась, слилась. Возникло нечто новое, поразительное, небывалое. И впрыскивание негритянского фермента небывалость еще усилило. Но в этом ни на что не похожем проступали черты чего-то смутно узнаваемого. Символическое, мифотворчески-притчевое пробивалось сквозь почву обнаженного, непреложно социального бытия, калилось в горниле борьбы и страданий, порождая образы гигантские и утопические, лишенные правдоподобия, но полные правдивости.

Не следует ли искать их начала в поэтике романтической? Задавать себе такой вопрос исследователя побуждал, с одной стороны, испанский опыт, а с другой, опыт латиноамериканский. Или, еще вернее, сочетание, слияние обоих опытов. Она подходила к романтизму по-иному, нежели, скажем, Н. Я. Берковский, глядя на явление не из центра, а с периферии — пространственной и даже временной. И это приносило свои плоды.

В статье «Бразильский индеанизм» Тертерян проследила, как зарождался и креп здешний романтизм: именно как «индеанизм», то есть через приобщение к основам жизни коренного, исконного народа страны. Однако и здесь все вершилось, как и в Европе, по единому — романтическому — типу: вживание в природу, в фольклор, в историю. Только, пожалуй, еще нагляднее, чтобы не сказать — «естественнее». У Шатобриана Рене, гонимый романтической тоской, отправляется к натуральным индейцам; бразильцу Аленкару (автору романов «Гуарани» и «Ирасема») и этого делать не надо: его индейцы — не экзотика, а почти быт.

Тому, что в последние годы жизни Инна Тертерян столь интенсивно занималась проблемами романтизма, можно найти и более прагматическое объяснение. Ей поручили руководство VI томом «Истории всемирной литературы». Его предмет — первая половина XIX века. Это — эпоха романтизма. Но ведь это и эпоха классического реализма, эпоха Стендаля, Бальзака, Теккерея, Гоголя. В написанных ею главах Тертерян сосредоточилась на романтизме. И, думаю, не случайно, не в силу служебной необходимости. Множество нерешенных вопросов оставалось и в связи с интерпретацией реализма. И все-таки те, что касались романтизма, были для нее насущнее.