Читать «Человек из музея человека» онлайн - страница 113

Кстати, он напрасно считал, что ничего не сделал для Сопротивления: не знаю точно — как, но он помог друзьям из Музея Человека наладить ценные связи для передачи сведений в штаб генерала де Голля... Но об этом лучше меня напишут историки...

Я смотрела на Жакотт, когда мы завтракали в ресторане ЮНЕСКО с Ивонн и Эвелиной. Она по-прежнему очень молодо выглядит — не поверить, что у нее взрослый сын. И кажется почти невероятным, что эта элегантная, хорошенькая женщина прошла такие испытания. А ведь когда ее арестовали и везли в гестаповской машине, она съела целый комок записочек с адресами, прижимая к губам носовой платочек, и рыдала, глядя на гестаповцев своими огромными невинными детскими глазами, не вытирая катившихся слез.

Пьер Вальтер написал из тюрьмы письмо своей жене Алис, жившей далеко, и «маленькой Лиз», благодаря ее за то, что она была его помощницей и «любимой сестрой».

Когда Борис Вильде вернулся в Париж и пришел к Аньес, он спросил ее, не знает ли она, где сейчас Пьер Вальтер. Она обрадовалась, что свяжет их сразу: ведь вполне возможно, чтр они давно не видели друг друга. Она привела Бориса в кафе, оставила их вдвоем. Вот тогда Борис и познакомил Вальтера со своим «верным другом» Альбером Гаво.

И в тот, последний свой свободный день Борис завтракал в кафе у площади Пигаль с Вальтером и Гаво. Именно тогда он сказал, что ему надо «на минутку» перейти площадь в другое кафе. Там его ждала Симона Мартен-Шофье, с поддельными документами. Именно в ту минуту, как Борис переходил площадь — и не дошел до кафе, Гаво «ушел в туалет», договорившись с гестапо, что Вальтера они пока трогать не будут — оставят «как приманку», как оставили до апреля и Аньес Эмбер, и Жакотт, и владельца книжной лавки Мюллера, который успел уничтожить до ареста «такую груду всякого материала, за которую можно было расстрелять целый взвод...».

Он тоже сидел на скамье подсудимых, но получил только три года в лагере и погиб там, во время бомбежки, перед самым разгромом гитлеровской Германии.

Труднее всех на суде было Нордманну, потому что прокурор, не стесняясь, обвинял «се жюиф»и в том, чего тот никогда не делал.

Нордманн — о нем мне рассказывали многие парижские друзья — был известным адвокатом, очень светским человеком, очаровательным собеседником, знатоком музыки и живописи и прекрасным семьянином: после смерти родителей он остался главой семьи и воспитывал двух маленьких сестер и брата.

Узнав через знакомого юриста, связанного с французской полицией, что будто бы у гестапо есть список распространителей газеты «Резистанс» с его именем, Нордманн поцросил Вильде где-нибудь спрятать его, пока он не сможет уехать — при помощи того же Гаво!—в неоккупированную зону.

Вильде обратился к Элизабетт де ла Бурдоннэ (друзья звали ее «Дексия») с просьбой спрятать одного человека у себя в особняке. Дексия давно овдовела, у нее был близкий друг — профессор Дебрэ, живший рядом с ней. Она и Дебрэ сразу согласились выполнить просьбу Вильде. Достаточно было сказать им, что надо спасти человека, которого взяло под подозрение гестапо.