Но здесь покинем ряд мечтаний праздных.Не мало мы увидим гор и вод,Не мало мы картин увидим разных,Не призраки – тоска нас поведет.Нам быть в краях, каких игрой мышленьяСоздать не в состояньи человек,Каких нам не опишут те творенья,Где людям расточают наставленья,Как будто в них есть прок для нравственных калек.
XXXVII.
Природа-мать, что может быть чудеснейТвоих роскошных видов и картин?Тобою полн, тебя встречает песнейТвой преданный, хоть не любимый сын.Не восхищаться видами нет мочи,Где без прикрас ты в дикости своейЯвляешься. И днем, и в мраке ночиУлыбками мои ты тешишь очи,Но гнева полная ты мне всего милей.
XXXVIII.
Албания! отчизна Искендеров,Что удивляли подвигами свет,Явив не мало доблестных примеров, —О дикий край, я шлю тебе привет!Где храмы возвышалися когда-то,Пророка минареты там видны.Не блещет крест, с церквей исламом снятый;Средь кипарисных рощ страны богатой,Близ городов твоих сияет рог луны.
XXXIX.
Вот бедный край, где Пенелопа в горе,Глядя на волны, плакала не раз.А вот скала: здесь Сафо вверглась в море.О, песнопенья бог, как ты не спасОт гибели поэзии кумира,Когда огонь бессмертья в нем горел?Погибла, Сафо, ты, но не для мира,Коль может нам дарить бессмертье лира,Тот рай, что лишь один мы вправе ждать в удел.
XL.
Левкадский мыс увидел Чайльд в волненьиВ осенний вечер, полный светлых чар;Затем он посетил поля сражений:Вот Акциум, Лепант и Трафальгар.Не тронули его преданья славы;Рожден под невоинственной звездой,Не восхищался он борьбой кровавой, —Считал войну преступною забавойИ брани презирал, встречая их с враждой.
XLI.
Когда звезда, сияя в небе ясно,Блеснула над Левкадскою скалой;Когда пред ним приют любви несчастнойВ последний раз мелькнул во мгле ночной,Волненье Чайльд-Гарольда охватило;В тени скалы он плыл, стремяся в даль,И на нее, в тоске, глядел уныло;Когда же мгла ее от взоров скрыла,Его больной души рассеялась печаль.
XLII.
В сиянии зари пред ним блеснулиЗубчатые верхи Албанских гор:Среди тумана вот утесы Сули,Вдали ж вершина Пинда тешит взор;Ее алеет снег, одет зарею;Здесь рыщет волк, острит свой клюв орел.Там хаты горцев, преданных разбою…То царство гроз, что зимнею порою,Зловещих сил полны, громят и лес, и дол.
XLIII.
Простившись с просвещеньем, в край далекий,Что хвалят все, хоть жить боятся в нем,Явился Чайльд. Как путник одинокий,Бродил в краю он мрачном и глухом,Где бед не знал, хотя, к борьбе готовый,И не страшился их; тот край был дик,За то его картины были новы.Гарольд, мирясь с погодой то суровой,То знойной, без труда к усталости привык.
XLIV.
Поруганный исламом, крест смиреньемГордыню заменил минувших дней…Христианина здесь клеймят презреньем;В загоне и служитель алтарей.Как суеверья жалки проявленья!Оно для духовенства лишь доход,Сулящий прочим смертным разоренье;Религию позорят лжеученья!Кто золото ее от примесей спасет?
XLV.
Амбрации залив блестит пред нами.За женщину здесь кровь лилася встарь,Сражались под одними знаменамиИ римский вождь, и азиатский царь.Здесь Августа трофеи свет дивили.Тот мир исчез и памятника нет.Людская скорбь была плодом усилийМонархов, что анархии служили…Ужель был создан мир для грома их побед?
