Читать «Укради у мертвого смерть» онлайн - страница 37
Валериан Скворцов
Клео, прислушиваясь к клокотанию моря за металлической обшивкой, часами лежал с открытыми глазами в темноте каюты, слушая хрипловатое дыхание отца на нижней койке. Жилеты со слитками, засаленные, провонявшие овчиной, закатанные в джутовые мешки в изголовье, напоминали тысячи километров, которые сделаны им через сердце Поднебесной, его родины, в Туркестан. А впереди лежали края, где нет снегов и песков, и под ногами, обутыми не в стоптанные сапоги, а легкие сандалии, окажется жирная земля, на которой растут райские плоды, где обычай предписывает иметь четырех жен, а иностранцы, являющиеся с золотом или мехами, становятся князьями.
За спиной Клео были пустыня и горы. Теперь он пересекал море. Он казался себе крепким духом, способным заработать бесчисленные богатства и вернуться домой, как сказал покойный мастер-караванщик Цинь, богатым и сильным...
А Лин Цзяо слабел. Возможно, выматывала рана. Клео подметил вялость отца в Хайфоне, где бывший депутат приобрел странную привычку следить по газетам за скачками на ипподроме. Он делал ставки, словно находился на трибунах, тщательно взвешивая возможности лошадей и жокеев. Хватал следующие выпуски, чтобы радоваться несуществующему выигрышу или впадать в отчаяние из-за такого же проигрыша. Рассуждал о несправедливости судьбы, осуждал взяточничество владельцев конюшен, пересказывал сплетни о бесчинствах зазнавшихся чемпионов. У отца появилась и другая странность — закрывшись на несколько замков, пересчитывать на полированной деревянной кровати слитки. Потом забросил и бега, и пересчитывание. Будто спохватившись, засобирался дальше на юг.
В Сайгоне, где они устроились в Шолоне, китайской части города, близ церкви Святой Катерины, скучавший отец увлекся вырезанием передовиц из китайских газет. Отдельно складывались такие, в которых два конкурирующих листка поносили друг друга. Началу коллекции послужили воспоминания в «Южном всемирном вестнике», как сказал отец, самозванца. Некто, представлявшийся депутатом парламента, писал: «27 декабря 1949 года Чан Кайши телеграфировали о падении под ударами коммунистов крепости Чэнду. Континентальная часть родины, таким образом, генералиссимусом потеряна. Очевидцы свидетельствовали, однако, о присутствии духа у вождя при трагическом известии. Он сказал сыну: «Отправимся-ка порыбачить!» Первый же заброс сети в озеро принес его превосходительству рыбу в пять футов длины. Подобных карпов не вылавливали лет сорок. Чан Кайши ответил на поздравление сына со скромной улыбкой: «Это предзнаменование. Последнее слово не сказано».
Разменивая очередной слиток на кредитки, Лин Цзяо бормотал:
— Последнее слово не сказано!
Пекинский диалект, настоящий китайский язык, на котором говорили Лин Цзяо и Клео, раздражал соотечественников в Сайгоне. Это вынуждало держаться особняком. Когда одиночество становилось тягостным, меняли квартиру. Переезды, однако, не улучшали жизни. Селились в другом узком переулке со сточными канавами, по которым несло мыльную воду, отбросы, где в подвалах дрались крысы, а окна на уровне третьих этажей словно паутиной затягивало электропроводкой, несло рыбным соусом и многодетные соседи спали на нарах в три яруса, иногда по очереди.
