Читать «Ужель та самая Татьяна?» онлайн - страница 43
Клементина Бове
Евгений вздыхает.
Ладно. Хорошо.
ЕВГЕНИЙ Начать с того бы надо мне, что Ленский
В тот вечер умирал несколько раз.
И первый раз он умер в том саду:
После дурацкого разрыва с Ольгой:
Reality check, как говорят американцы,
Мы ж называем это просто – шок,
Когда в мужчине умирает детство,
И тут, призн
Я думал: слабоват ещё ты, друг мой.
Незрел и очевидного не видишь,
Тебе бы нарастить броню потолще
На тонкой коже. Говорил ему я:
«Послушай, Ленский, жизнь ведь аморальна,
Она дарована нам вовсе не на радость,
Нельзя всегда жить под звездою доброй».
Десятки раз ему я повторял.
Но он в ответ мне только усмехался:
«Как грустно, что ты так уныл и мрачен,
И пессимист такой неисправимый».
А в эти годы наши
Мы, все вокруг, броню себе ковали,
расплющивая все наши мечтанья
о наковальню беспощадной жизни.
И только жизнь пошла на первый приступ,
как Ленский оказался безоружен —
есть в этом и его вина немножко.
Подумал я, когда его увидел
Таким обмякшим вдруг: ведь говорил я,
И снова повторю: предупреждал же!
Я думал так:
настанет день – поймёт он,
Какой печали глупой в этот вечер
Безропотно дал овладеть собою;
Ведь никого еще не убивало
Обычное с подругой расставанье.
А для него тут был полезный опыт,
И думал я: когда-нибудь, и вскоре,
Он скажет мне
Не знаю почему, но я всегда любил
давать другим уроки.
Я Заметила я за тобою это.
И мы ещё вернёмся к этой теме.
ЕВГЕНИЙ Не сомневаюсь.
И тут взглянул он на меня так странно
И говорит мне: «Встретимся на крыше».
Мы косяк забивали на крыше,
всё смеялись – кто выдохнет выше? —
признавались друг другу во многом.
глядя с крыши вниз, на дорогу.
Что ж, я полез через фрамугу,
А он стоял на самом краю,
Уже руки раскинул, гадёныш,
Словно искушал небытиё.
Тут, признаюсь, я сильно струсил.
Говорю: «Послушай меня, Ленский,
Ну что ты за плясун канатный,
Не станешь же сводить счёты с жизнью,
Как делают тысячи придурков,
Которым подруги изменяют.
Я-то думал, проклятые поэты
Могут поступить оригинальней.
Не заставляй меня пожалеть,
Что я выбрал тебя своим другом».
А он в ответ (сквозь зубы):
«Быстрей иди сюда» – сказал так грубо – и умолк. Но я услышал мысль его:
«Иди, коль скоро тебе не слабó».
И понял я: его все убедили – нужно драться.
Как в театре теней было дальше:
Он стоял на краешке крыши,
В небесах луна, вдали – дорога,
А у него над головою две ветви,
Словно выросли два оленьих рога…
Подхожу. Шуршит шифер крыши,
Я в мокасинах, а он в кедах;
Крепче него стою я на кровле.
И снова: «Белены ты объелся,
Что хочешь из-за неё со мною драться?
Знаешь ведь – она мне безразлична».
Он шатается, стоит еле-еле.
Но говорит:
«Сойдёмся на дуэли».
Что за чёртова дуэль, подумал я.
Уж не я ли отстал от жизни,
Или он уже – другое поколенье.
«Нет у меня ни секунданта, ни шпаги,
ни желания нет, ни отваги, —
попробовал я отшутиться, —
Слезай, Ленский, больше не дурачься,
Поиграем в автогонки на компе».
Так я заговаривал ему зубы минут пять: говорил опять и опять – если жизнь тебя обманет – не сердись, а вниз спустись; уладим всё как деловые люди: если тоскливо – по баночке пива; иль перечтём, что говорит Лотреамон…