Читать «Уайнсбург, Огайо. Рассказы (сборник )» онлайн - страница 123

Уже многие месяцы я был тенью Гарольда и, боюсь, чуть ли не слугой. В ту пору он считался самым блестящим студентом Художественного института, и все студентки обожали его, но завоевала его Милдред. Говорили даже… В общем, у него была студия и, как ни зайдешь, Милдред всегда там. Мы, их друзья, думали, даже надеялись, пожалуй, хотя слова этого не произносили… Ведь в Чикаго такая любовь – редкость.

Милдред тоже была студентка Художественного института и очень быстро, с легкостью делала прелестные рисуночки, но никто не принимал ее искусство всерьез. Вот Гарольд – это другое дело. Он модернист. Одну его картину даже вывесили на выставке молодых модернистов в Нью-Йорке. Помню, была она престранная, сплошь красные и белые перпендикуляры, а по ним, петляя, разливалась красная река, и называлось это, если не ошибаюсь, «Красный смех», по какой-то вещи русского писателя Андреева, которую Гарольд прочел.

Но в пору, когда мы с ним особенно близко сошлись, Гарольд задумал нечто новое. Он как раз готовился показать чикагскому миру искусств, как истинный талант может круто повернуть и завоевать приз на ежегодной осенней выставке. Я же в ту пору не работал, а потому был весел и всем доволен, и так оно шло уже давно, однако деньги мои стали иссякать. Жил я в дешевых меблирашках, но старался, как мог, вести жизнь легкую и праздную. Вечерами бывал у Гарольда или еще у кого-нибудь из студентов, а по утрам нежился в постели. И как же все это было приятно! Чего ради вставать? Сигареты и спички, вот они, на стуле у постели.

Студия Гарольда помещалась неподалеку, в бывшей лавчонке, и спал он в задней комнате на раскладушке. Милдред, смею сказать, надоело, что я вечно толкусь там, но Гарольд как будто радовался, когда я приходил среди дня. Возможно, я избавлял его от ее чрезмерного пыла.

Пока… да, пока он не взлелеял свой великий замысел.

Великий замысел заключался в том, что для осенней выставки Гарольд напишет картину в строго традиционной манере и завоюет приз. Это будет интерьер. Уголок туалетной комнаты богатой дамы стародавних времен, скажем, XV века, в Италии, а за окном холмистая равнина, холмы, чем дальше тем меньше, меньше, те самые, что любили писать в глубине полотен Тициан и Рафаэль.

Сама комната в тонах несколько сумрачных, у окна изукрашенный резьбой стол, перед ним такой же, в резьбе, стул. А на спинку стула… о, в этом вся соль, на спинку стула брошено… Гарольд так был всем этим взволнован, что, когда я пришел, даже не сразу сумел заговорить.

На спинку стула брошено платье тяжелого желтого бархата.

Сперва я никак не мог взять в толк, почему желтое платье привело Гарольда в такое волнение, но он рассказывал – и я постепенно начал понимать. Складки платья будут ниспадать совсем по-особенному. Оказалось, Гарольд уже купил как раз такое платье, как требовалось для картины, в магазинчике на нижней Стейт-стрит в Чикаго, где продавались туалеты, некогда принадлежавшие светским дамам, а потом, вероятно, отданные прислуге. Место для магазинчика, надо сказать, было выбрано самое подходящее: на Стейт-стрит в те времена постоянно хаживали женщины легкого поведения.