Читать «Тополь цветет: Повести и рассказы» онлайн - страница 7

Черновато, головато кругом, серые стволы и ветки, засохшие будылья загружали берег. Река неслась, черно вилась водоворотиками, воды после дождей порядочно.

Если когда-нибудь вода с новой Вазузской плотины дойдет сюда, то, возможно, зальет Барский песок на той стороне (какой «песок» — одно званье, все затянуло кустарником и травой). А хорошо бы достала до вала, по которому дымится голый ольшняг. Возможно, и не будет воды, как случилось после пуска Рузской плотины. А тоже ждали…

Раньше никакого вала и ольшняга не было — сквозные сосны подымались вверх от заливного пахучего луга. Зимой меж сосен накатывали ледянку, и ребятня неслась с нее на леднях через луг на реку — из-за того проруби делались под самой деревней, под Степановым домом. Но во время войны луг просек третий противотанковый пояс Москвы. В деревне стояли военные, рыли противотанковые рвы. И деревенские рыли — бабы, девки, ребятишки, он как раз после того на фронт попал. Семнадцати еще не минуло, но германец подпирал под ворота.

Как сейчас помнил Степан, в рождество богородицы, в холстовский престольный праздник, двадцать первого сентября, снимали «изобку» у тетки Матрены: щелкали семечки, топтались и слушали гармонь. По кругу ходила мелкота, взрослых парней всех взяли. В ту ночь до светлого бродил он по деревне с Кланькой Матрениной, на рассвете она вынесла свою карточку, чтобы взял на войну.

Скуластенькое, квадратненькое лицо черно проступало на глянцевой бумаге, две точки вместо глаз впивались ему прямо в сердце. В жизни у Кланьки глаза были светлые…

А утром скрипела по деревне телега, лежали на ней мешочки с харчами, за телегой валили ребята и женщины. Матренина Кланька стояла у своего дома. Он поглядел в ее сторону только раз и пошел, невпопад отвечая матери.

Когда возвратился с войны, Кланьки уже не было — уехала в няньки в Москву. Дом спалили, а тетка Матрена померла, скитаясь по чужим избам. Ему показалось — изменила Кланька не только ему, но и всей деревне. А кто знает, возможно, и женился бы он на своей деревенской.

— Степан! Шагистый какой, не догоню никак!

Степан врос в землю, дивясь детским своим мыслям. Всю жизнь он про Кланьку и не вспоминал и вдруг вздумал горюниться.

Алевтина Грачева раскраснелась от ветра и быстрой ходьбы. Была она полна, но ловка. Что ноги, что руки, что голова. Волосы из-под платка — вороново крыло, как говорила бабка Наталья, хотя Алевтине все сорок, а то и сорок два — ну да, девчонке ее, Женьке, шестнадцать, одинаковые они с его Тамаркой, обе в десятый перешли.

— А я полоскала под конюшней, да берег скотина истолкла — не подступишься.

— А ты не боишься под конюшней — вдруг выдра схватит?