Читать «Титаник. Псалом в конце пути» онлайн - страница 87

Джейсон и Алекс обсуждали вечернюю программу. Джейсон настаивал на отрывках из «Сельской чести» и «Сороки-воровки», но Алекс с удивительным упорством протестовал против последнего предложения.

И когда пароход снова вышел в Ла-Манш — на этот раз взяв курс на Куинстаун в Ирландии, — пассажиры после роскошного ужина, поданного им вышколенными официантами синьора Гатти, собрались в салоне, чтобы отдохнуть под чарующие звуки «Сельской чести» и «Сказок Гофмана». Кроме того, оркестр исполнил увертюру к «Вильгельму Теллю», два вальса Вальдтейфеля и под конец «Пастораль» Мате.

В темноте пели армяне, но их никто не слушал.

Так закончился первый день на борту «Титаника».

…И Титанов отправили братья В недра широкодорожной земли и на них наложили Тяжкие узы, могучестью рук победивши надменных. Подземь их сбросили столь глубоко, сколь далеко до неба, Ибо настолько от нас отстоит многосумрачный Тартар.

Гесиод. Теогония

(Перевод В. Вересаева)

11 апреля 1912 г.

К югу от Куинлауна, 11.10

Глубокий зычный гудок, словно луч яркого света, прорезал темноту. Он нашел дорогу в милосердный, без видений, сон спящего и попытался разбудить его. Гудок как будто звал его, как будто спрашивал: кто ты? Но он не мог вспомнить своего имени. Лишь когда гудок прозвучал в третий раз, он выплыл из темноты к свету и жизни, вынырнул на поверхность самого себя, открыл глаза и понял: я — Давид.

В иллюминатор лился утренний свет, прищурившись, Давид огляделся и сразу вспомнил, где находится.

Давида Бляйернштерна разбудил гудок «Титаника».

Он снова закрыл глаза и некоторое время не шевелился. Каюта была пуста, он был один и наслаждался этим одиночеством. Он прислушивался к отзвукам сна, а в его памяти всплывали вчерашние события, новые и непонятные, но теперь уже далекие, не внушавшие тревоги и не вызывавшие в нем панического чувства.

Давиду вспомнился Спот — такой, каким они нашли его: без сознания, мертвенно-бледный, скорчившийся на своей койке; глаза у него были закрыты, губы почернели. Джим первый увидел неподвижного пианиста, он чертыхнулся, склонился над Спотом и встряхнул ею. Но Спот не пришел в себя, только глаза у него закатились и стали видны белки. Казалось, он мучительно пытается, но никак не может проснуться, и это было страшно. Давид стоял и смотрел, как Джим и Жорж стараются привести Спота в чувство.

— Черт бы его побрал, — ворчал Джим, — опять он взялся за старое.

— И уже в первый вечер, — заметил Жорж. — Ну, как он?

— Пока только хуже, — Джим хлопал Спота по щекам и мягко, но решительно встряхивал.

— Он заболел? — осторожно спросил Давид, кусая губы.

— Заболел? — Джим искоса глянул на Давида. — Заболел? — Он снова склонился над пианистом. — Да уж, здоровым его не назовешь.