Читать «Титаник. Псалом в конце пути» онлайн - страница 50

Да, все идет так легко, так гладко. Он очень покладист. Вещи скользят мимо него, он отпускает их, словно они никогда не принадлежали ему, словно он никогда не прикасался к ним. Все получилось, как он и предполагал. Условились, что его опекуном будет священник Чедуик. Теперь на каникулы он будет приезжать к нему, в его маленькую усадьбу в Девоне — это прелестное место, Джейсон, с лугами, садами, лошадьми. Кузен матери Ральф жил в Сити, он был холост, и ему было неудобно иметь в доме подопечного. Но адвокат Скотт успеет договориться с биржевым маклером о помещении денег, прежде чем тот облачится в пальто, с видом, внушающим доверие, приподнимет цилиндр и покинет место встречи. Доктор Фоле, старый коллега отца, пожелает Джейсону счастья и уверит его, что в любое время готов оказать ему помощь, он будет держать с ним связь и, когда придет время, постарается помочь ему с образованием. После этого доктор исчезает, а вместе с ним с ладони Джейсона исчезает и ощущение его рукопожатия. Они уходят, все вместе.

Вещи, вещи и время покидают его. Дом с медной дощечкой. Камин с часами на полке, часами, которые отсчитывали секунды благодати, секунды детства. Красная плюшевая кушетка, на которой кто-то отдыхал, рояль, еще хранящий воспоминания. Все так легко, легко. Теперь Джейсон другой. Он знает, что стал другим. Он возвращается в школу уже другим, как будто обогатившимся чем-то новым за эти недели. Учителя и ученики встречают его робкими взглядами. Он их не знает. Это легко. Он набрасывается на учебники, почти с отчаянием, словно ища чего-то.

Отныне он бездомный.

И медленно потекли годы. Они проходили мимо с занятиями и экзаменами, с каникулами, проводимыми в благожелательном, но слишком тихом и чужом доме тети и дяди в Девоне.

Джейсон стал другим.

Это проявлялось в странных поступках, которые он совершал в школе. Сперва их приписали тому, что Джейсона выбила из равновесия пережитая им трагедия, однако его поведение не менялось, напротив, оно становилось все более вызывающим, подчеркнуто вызывающим. Пришлось даже прибегнуть к сильным средствам. На сцене появились розги. Учителя считали несовместимым со своими джентльменскими принципами наказание ученика, только что пережившего тяжелую потерю, однако вскоре всем стало ясно, что иного выхода нет. Джейсон перенес наказание без единого звука, он держался даже дерзко, если принять во внимание его проступок. Когда же и телесное наказание не дало результатов, пришлось написать письмо тете и дяде Джейсона. Со временем таких посланий у них накопилось много, а сообщения, содержавшиеся в них, приняли такой характер, что это пришлось довести до сведения адвоката Скотта. Поведение Джейсона давало все больше поводов для огорчений.

Как описать или объяснить то, что с ним происходило? Когда Джейсон вернулся в школу, между ним и остальным миром возникло расстояние, стеклянная стена, необъяснимое, холодное безразличие, не подпускавшее к нему близко никого и ничего. Он ускользал от всех взглядов. Сделался как бы невидимым. В том числе и для учителей. На него не действовали ни похвалы, ни наказания. Холодно и равнодушно он принимал хорошие оценки; отстраненно, почти презрительно взирал на директора, когда тот исполнял наказание. В Джейсоне появилось что-то неприступное и опасное, в него словно что-то проникло, подобно тому, как бродяги проникают ночью в подвал дома, чтобы устроить там пирушку. Когда он отвечал на уроке, глаза у него были темные и серьезные. Он редко улыбался, и улыбка у него была осторожная, мимолетная, как снег, она быстро таяла на его лице. Учителям не нравилась эта улыбка, они улавливали в ней неуважение, непонятное им упрямство. Джейсон ни в чем не принимал участия, ни в хорошем, ни в дурном. Да, людям было трудно понять произошедшую в нем перемену. Неожиданно он оказывался заводилой, если порой, правда редко, ему этого хотелось. Теперь уже он придумывал и осуществлял многие шалости и проказы. Он как будто не осознавал своей новой роли, как будто и не добивался ее, она была ему не нужна. Расстояние между ним и учениками по-прежнему оставалось большим, они остерегались его, побаивались, в нем было что-то безучастное, значительное и опасное. Что-то, позволявшее ему смотреть на них сверху вниз. У него была своя, особая, спокойная манера просить учеников о чем-то, часто ему было достаточно одного взгляда, чтобы заставить их повиноваться себе. Сам же он точно стоял в стороне, и было похоже, что его проделки не доставляют ему никакой радости.