Читать «Титаник. Псалом в конце пути» онлайн - страница 100

Я до сих пор вижу его лицо, кошачье, узкое. Вижу его улыбку, ослепительную, ледяную. Слышу голос, мягкий, но в любое мгновение готовый перейти в грозный рык.

Он сделал меня своим другом. Я добровольно вступил с ним в дружеские отношения, добровольно подчинился ему. Главным был он. Если он хотел разговаривать, мы разговаривали. Хотел молчать, молчали. Хотел пить водку, я тоже пил водку. Хотел шампанского, мы оба пили шампанское.

Мне нравилось подчиняться ему.

Нравилось, когда он цинично и безжалостно разбивал мое мнение.

Мои чувства и воля превратились в его крепостных.

Он никак не влиял на меня, не давил. Ни к чему не принуждал. Я сам позволил ему сделать меня своей собственностью.

Прости, но я часто с горечью думал, что всего этого не случилось бы, если б меня не угнетало чувство долга, если б в глубине души я не жаждал приключений, безумств, чего-то иного, чем ежедневный труд ради тебя, ради нас, ради того, чтобы свести концы с концами.

Однако, по правде говоря, уступил я ему исключительно по слабости, исключительно из-за желания иметь деньги. Он сделал меня вором, квартирным вором, и я позволил этому случиться.

У него всегда было много денег, для артиста кабаре — слишком много. Мне было неприятно видеть, как он швырял ими, когда мы с ним где-нибудь пили. Однажды я спросил, откуда у него столько денег, и он все открыл мне. Рассказал о своих ежемесячных кражах, которые совершал в одиночку или с кем-нибудь из детей. Человеку-змее ничего не стоило проникнуть в любое отверстие.

Он поведал мне, как совершается и как готовится преступление. Он никогда не проникал в дом, не зная заранее, что там можно взять.

Ему нужен был помощник, чтобы стоять настороже и принимать добычу.

Не возьму ли я на себя эту роль?

Я был польщен. Я был как воск в его руках. Я боготворил его, был счастлив, что он обратился ко мне, оказал мне доверие. Так я стал вором.

И если теперь мне стыдно, то не потому, что я воровал. Богатые особняки на Аптекарском острове не стали беднее от наших набегов. Меня мучит то, что я позволил ему манипулировать собой, позволил собой командовать. Что мне нравилось быть адъютантом и мальчиком на побегушках у Виктора Зернова. Он украл мою волю, и я допустил это.

Помню твое недоуменное лицо, Гаврик, когда ты увидел у меня хрустящие банкноты. Поверил ли ты тогда моим объяснениям? Ты гордился мной, всегда гордился и был благодарен брату, который помогал тебе, содержал тебя. Помню твое детское, трогательное уважение — хотя ты был уже студентом! — к моим жалким выступлениям в кабаре. Помню, как ты пытался разговаривать со мной о моей работе, просил, чтобы я рассказал тебе об этом особом мире. Я знаю, тебе не давало покоя, что я плачу за твое учение, хотя сам я из-за отсутствия средств не мог поступить в консерваторию.

Ты никогда не спрашивал меня о деньгах, которые я вдруг стал приносить домой.