Читать «Т.2. Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец» онлайн - страница 334

Таинственный Белый доминиканец, именем которого назван роман, появляется на его страницах лишь мельком, подобно «волшебному помощнику» из народных сказок. Одной из основных функций «волшебного помощника» можно считать, согласно В. Я. Проппу, «доставку героя в иное царство». Белый доминиканец, «помощник» и наставник, осуществляет в романе роль некоего мистагога, руководящего инициацией Христофера, облегчающего переход героя из каменеющего под взглядом Медузы земного мира, из «застенков фатума» в «землю обетованную единства и гармонии». Его роль сходна с ролью Хадира Грюна в «Зеленом лике», ибо сам он, как и Хадир, предстает в облике «вечного аватары», существа, добровольно отвергшего блаженство нирваны, чтобы направить на путь спасения тех, кто призван спастись, но не в силах сделать это своими силами.

Все без исключения романы Майринка основаны главным образом на его собственном духовном опыте и на мистической практике, освоенной им в различных (и, надо признать, не всегда одинаково авторитетных) обществах, претендующих на свое «сверхчеловеческое» происхождение.

Но все это не мешало ему прибегать к источникам иного рода, более доступным, а подчас и более убедительным если не для него самого, то хотя бы для его читателей. В «Големе» и «Зеленом лике» он пользуется подлинными каббалистическими текстами и хасидскими преданиями, в «Вальпургиевой ночи» — чешскими историческими хрониками, в «Ангеле Западного окна» — алхимическими текстами. Что же касается «Белого доминиканца», то его сюжет кристаллизуется вокруг нескольких работ ныне полностью забытого австрийского синолога А. Пфицмайера, одного из первых европейских ученых, обратившихся к изучению даосской мистики («Лохани и бессмертные в даосизме», 1870; «Переплавка трупа в меч», 1870; «О некоторых проблемах даосизма», 1875). Майринку удалось сбрызнуть эти академические труды живой водой творческой фантазии, вчувствоваться в парадоксальные образы древней традиции Дао. Результатом этих усилий стал «Белый доминиканец» — быть может, самый глубокий и самый «аутентичный» из его романов.

С. 270. Лурд — город во французском департаменте Верхние Пиренеи, где благочестивой девушке Бернадетте Субиру в 1858 г. явилась Богородица. Около пещеры, в которой произошло это явление, открылся источник, признанный чудотворным. До сих пор в Лурд стекается множество паломников, жаждущих просветления и исцеления.

Христофер Таубеншлаг. — «Имя персонажа у Майринка, — пишет французская исследовательница Катрин Матьер, — нередко составляет сердцевину его существа, участвует в его глубокой онтологической диалектике и сообщает ему свою символику. Почти все герои Майринка носят имена, требующие собственной актуализации, драматического развития и побуждающие их к мистическому преодолению самих себя. Имя часто свидетельствует о двойственной природе наделенного им существа: каждый встречный, не исключая и простого обывателя, может зваться Таубеншлагом («Голубятней»), но лишь редкие избранные способны воплотить в себе судьбу святого Христофора» [Matiere С. Imaginaire et mystique. La dramaturgie de Gustav Meyrink. P., 1985. P. 33). Эта «судьба» известна из преданий, легших в основу «Золотой легенды» Якопо да Ва-рацце (ок. 1230 — 1298), знаменитого свода житий святых, имевшего огромный успех у читателей средневековья и Возрождения. В «Золотой легенде» описывается великан-язычник Оффертус («Предлагающий себя в услужение»), который задался целью поступить на службу к самому сильному существу на свете. После того как он побывал в услужении у царя и дьявола, некий отшельник велел ему отправиться к широкой и бурной реке и на собственных плечах переносить на противоположный берег всех желающих, искупая тем самым свой грех служения нечистой силе. Однажды в хижину великана постучался маленький мальчик и попросил перенести его через реку. Оффертус усадил малыша на плечо и пошел вброд через поток. Река тем временем начала вздуваться, грозя потопить исполина с его ношей, которая становилась все тяжелей и тяжелей. Оффертус, уже не чаявший остаться в живых, с трудом выбрался на берег и попенял ребенку: «—Ты подверг меня величайшей опасности и, сверх того, оказался столь тяжелым, что мнилось мне, будто я несу целый мир. — И ребенок ответил ему: — Не удивляйся сему,