Читать «Т.2. Летучие мыши. Вальпургиева ночь. Белый доминиканец» онлайн - страница 333

Пространственно-временной континуум романа максимально упрощен, особенно в сравнении с архисложной структурой «Ангела»: место действия, ограниченное кварталом условного городка, постепенно все более сужается, фактически развиваясь во внутреннем пространстве сознания героя, телесно пребывающего в почти монастырском затворе, а вернее сказать — постепенно становящегося подобием монастыря, «голубятни духа». Время в «Доминиканце» течет линейно, но не равномерно, замедляя свой бег и почти останавливаясь к финалу.

Во всех романах Майринка действует, собственно говоря, один и тот же герой — взыскующий Абсолюта человеческий дух. У Атанасиуса Перната, барона Мюллера, Фортуната Хаубериссера и Христофера Таубеншлага найдется немало индивидуальных черт, но в конечной точке своего пути они становятся почти неотличимыми друг от друга, ибо дух —

это уже не «личность» и тем более не «индивидуальность», а некое «сверх-Я».

Христофер Таубеншлаг, главный герой «Доминиканца» является завершающим звеном длинной цепи предков, наделенных некой «соборной» душой, так что спасение последнего в роду изводит из преисподней небытия и всю цепь. Каждый представитель рода бросает в землю (в земной мир) свое сокровенное зерно, чтобы оно пробудилось в потомке. Только у Христофера, завершителя дела предков и их спасителя, нет детей: брак, в который он вступает, не только заключается на небесах, но и осуществляется не на земле, а в духе. Каждому центральному персонажу у Майринка соответствует его женственная ипостась, его шакти (Пер-нат — Мириам, Отакар — Поликсена, Фортунат — Ева). Сокровенную невесту Христофера зовут Офелией. Параллель между шекспировской Офелией и героиней Майринка самоочевидна, но здесь можно (и должно) нащупать параллель более потаенную и глубокую — между Христофе-ром и Гамлетом. То, что для Гамлета было прежде всего проблемой личного бытия или небытия, превращается у Христофера в вопрос о бытии или небытии всего мироздания. А нежелание 04>елии в романе Майринка подчиниться желанию родителей и сделаться актрисой можно трактовать не только как свидетельство цельности ее духа. Ведь театр, вертеп, балаган у австрийского мастера — это часто повторяющийся символ сансары, отвратительного марионеточного квазибытия. Насильно увезенная в город для поступления в театр, Офелия (как и героиня «Гамлета») кончает самоубийством, бросившись в реку. Впрочем, вряд ли есть основания говорить о самоубийстве там, где и в помине нет убийства «самости», драгоценного самосознания, а есть лишь возможность уйти, соскочить с колесницы сансары, удалиться в то царство, где смерти нет. Офелия, таким образом, ассоциируется со стихией воды, Христофер же, осуществляющий алхимическую операцию «переплавки трупа в меч», воплощает в себе стихию огня; чета, составляемая героем и героиней, — это нераздельно слитые идеограммы космических энергий «ин» и «ян», олицетворяющих женское и мужское начало.