Читать «Стихи не для дам. Русская нецензурная поэзия второй половины XIX века» онлайн - страница 8

Бог Приап, как заметил Григорович в цитировавшемся выше письме к Дружинину,—воплощение беса. Приап в чернокнижной тетради не появляется под своим именем, но зато в стихотворении «Ал. Дм. Г.щ.н в элегическом расположении духа» мы встречаемся с другим сладострастным «бесом» — Сатиром «А.Д.Г<у>щ<и>ным» (настоящее имя «Сатира» — Алексей Дмитриевич Михайлов, домовладелец, друг Александра Васильевича, предоставлявший свои апартаменты для чернокнижных литературных чтений и «оргий»; прозвище «Сатир» было его устойчивым «чернокнижным» анти-именем). Сатир, как и Приап, — своеобразное олицетворение сладострастия.

«Анти-православное» поведение попа-содомита из дружининского «Подражания Данту»:

Не знает он, что по законам русским Того, кто тычет хуй по жопам узким, Во всех церквах проклятью предают И, повестив печатно всю Европу, Спустив порты и оголивши жопу, Треххвостником на площади дерут —

мерзко, греховно по христианским представлениям, но не является извращением для античного сознания и даже имеет своего освящающего сей акт бога-педераста — все того же Приапа.

Анти-поведение чернокнижников порой находит выражение в прямом кощунстве и богохульстве.

Мария, увенчай мои желанья. Моею будь — и на твоих устах Я буду пить эдемские лобзанья, —

эти строки тургеневского «Разговора» обращены к героине, чье имя едва ли случайно совпадает с именем Приснодевы Марии; выражение «эдемские (райские) лобзанья», в другом контексте остававшееся бы чистым поэтизмом, поддерживает кощунственное сближение тургеневской героини с Богоматерью.

Мена «верха» и «низа», «лица» и «зада» совершается в ритуале, действе, переворачивающем, принятое, привычное поведение. (Впрочем, карнавал, на примере которого М. М. Бахтин исследовал эти трансформации, не всегда является анти-поведением в собственном смысле слова). Такие превращения-«извращения» происходят и в стихах черкокнижников.

Зад не без успеха исполняет дело уст, рта:

Как пердежом гасили девки свечи... Ты помнишь ли? — но не забудем мы!

«Песнь Васиньке»

Рот тоже не внакладе:

Пердел устами и дрочил.

«Ответ Лонгинова Тургеневу»

Анти-поведение торжествует: персонажам стихотворений приписываются и зоофилия (Лонгинов и еж в «Ответе Лонгинова Тургеневу»), и онанизм, и беспробудное пьянство (Приап ведь, по одной из версий мифа, — сын Диониса), и готовность «без зазору // В грязи, в говне, на груде вшей // Паршивейшую из блядей // <...> уеть во всяку пору!», и смущение «чинных светских дам // Рыганья величавым звуком» (там же).

Бордель и баня становятся местом произнесения возвышенных речей. Философия в борделе — «Песнь Васиньке», «Ал. Дм. Г.щ.н в элегическом расположении духа».

Прекрасен ты — как даровитый странник, Но был стократ ты краше и милей, Когда входил в туманный передбанник И восседал нагой среди блядей! Какие тут меж нас кипели речи, Как к ебле ты настраивал умы, <...> Ты помнишь ли? — но не забудем мы! Среди блядни и шуток грациозных, Держа в руке замокнувший гондон, Не оставлял и мыслей ты серьезных, И часто был ты свыше вдохновлен. Мы разошлись... иной уехал в Ригу, Иной в тюрьме, но помнит весь наш круг, Как ты вещал: люблю благую книгу, Но лучшее сокровище есть друг!!!

«Песнь Васиньке»