Читать «Сподручница грешных» онлайн - страница 4

Дьякон крутовский -- дочь Ноночку замуж выдал: уж так радовалась Нафанаила, так расспрашивала обо всем:

-- Ну, а платье-то какое венчальное?

-- А платье -- кисейное, белое. Вот тут вот -- вставка, а тут -- бары кругом.

-- Ну слава Богу, слава Богу! А музыка-то была?

-- Ну, музыка у нас какая же! Так, два жида в три ряда.

-- Ну, слава Богу, слава Богу! Блинчиков-то еще, а?

Радостно, а все-таки уходилась Нафанаила с гостями. И как ушли -- Катерину-казначею отпустила, штору задернула и на диван прилегла. Штора желтая, позолочено все в комнате, веселое: посуда в горке позолочена, просвира трехфунтовая, и по окнам -- в вазах медвяные липовые ветки и купавки и лютики.

А только глаза завела -- все девять дочерей тут тоже -- на именины, веселые такие.

-- А музыка-то у вас есть там, милые вы мои?

-- Ну, как же, обязательно...-- и пошли притопывать, и все громче, сапоги-то у них там носят какие здоровые, вот не думала!

Раскрыла Нафанаила глаза: у притолки мужиков трое топчутся.

-- И как же это я крепко так? Поди, в дверь Катерина стучала, а я -- ничегошеньки...

Вскочила, поправилась -- и к мужикам вперевалочку:

-- Как будто манаенские, а?

-- Манаенские, конечно. И прибыли к вам согласно постановлению.

-- Родимые мои, вот уж нынче для меня радости сколько! Уж вот спасибо-то! И вы попомнили -- почтили меня, старуху. А у меня и пирог именинный остался, и все. Ну, сейчас, сейчас...

И уточкой-водоплавкой в соседнюю комнату, зазвенела тарелками.

У старика Онисима -- ротик оником:

-- Ска-жжи ты на милость! Вот так попали!

Слыхать было явственно: нож проходил мягкое, легонько тукал в тарелку -- резал пирог ломтями.

Зубы у Сикидина посверкивали, глаза упрятал в картуз -- картуз в руках:

-- Что ж, мы с утра не емши. Но только уж, чтобы потом -- никаких привилегий, бесповоротно.

Игуменья тащила поднос: пирог, графин с висантом, карпятины жареной кус.

-- Ну, милые вы мои, уж так вы меня... Ангела моего вспомнили, а? Ну, вот тут, вот тут. А ты бы, старичок, в кресло. Ну-ка, на здоровье? И я с вами.

Со сторожем окаянным всю ночь провозились манаенские. А висант к именинам -- хороший, крепкий: по костям пошло, в темя вдарило. Все свирепей рвал пирог волчьими зубами Сикидин. Все пуще голова набочок у Зиновея Лукича.

Еще стаканчик -- и заколотил себя в грудь Зиновей Лукич.

-- Матушка, грешник я, вот передо всеми говорю... Как мясоедом я третий раз женился, на молоденькой... Опять же -- телка у меня с ящуром... Но как она, Матерь Божия, значит, Сподручница грешных -- обязана она выручить нас из положения. Хотя-хоть и грешник я, и телка... но как мы, значит, для обчества, а не для себя... Верно я говорю, Сикидин? А?

Стукнули в дверь: мать казначея. Шаги крепкие, мужичьи. На манаенских повела бровями:

"Пронюхали пирок мужичишки, влезли. Хоть бы какой час ей покою дали!"

-- Катеринушка, уж ты бы еще нам висанту -- уж день такой. Сделай милость, вон в горке ключи от погреба.