Читать «Сокровища Валькирии (Книга 3)» онлайн - страница 55

Больше месяца Иван Сергеевич Афанасьев пролежал в гадьинской больнице и почти беспрерывно - под капельницей. Ему вымывали, выщелачивали из крови невероятно устойчивый препарат Тойё, обнаружить который невозможно оказалось никакими видами анализов. Попадая в кровь, он как бы становился ее частью и медленно подтачивал сознание. А то, что этот яд, разложившись на составляющие, все еще бродит по организму, Иван Сергеевич ощущал по приступам страха, как только касался мыслью своего бывшего хозяина, которого и на свете-то уже не было. После того, как через кровь и плоть прокачали десятки литров жидкостей и растворов, стало ясно, что препарат таким образом из организма не вывести. Тогда ему сделали полное переливание крови и на какой-то период болезненные симптомы исчезли. Тойё перестал возникать в сознании как его полный и безпредельный владыка-хозяин, против воли которого нельзя выступать даже мысленно. Иван Сергеевич уж было воспрял и запросил выписки, но на следующее же утро, проверяя собственное состояние, он почувствовал себя в роли преданного пса... Вероятно, яд действовал на клетки коры головного мозга, оседая там в виде шлаков. Вместе с навязчивым страхом начали развиваться странные психические способности. Например, стали повышаться возможности памяти, он обнаруживал, что помнит и может поминутно разложить все события, произошедшие пять, десять лет назад, продиктовать наизусть данные гравиаразведки, проводившейся им когда-то на Северном Урале,- а это десятки тысяч цифр, значений и величин! Он мог прочитать газету от начала до конца и тут же воспроизвести, пересказать дословно. И странное дело, вместе с тем он напрочь забыл, что происходило в детстве и юности! А человеческое сознание было устроено как раз наоборот - помнится ярче далекое детство, чем то, что ты делал недавно. Ему как бы перевернули разум, переориентировали психику, оставив в неприкосновенности лишь то, что не мешало замыслам Тойё; Ивана Сергеевича по-прежнему тянуло в женское общество, и он не мог пропустить ни одной юбки, мелькнувшей где-то рядом, в пределах досягаемости руки или взгляда. Лежа в больнице, опутанный трубками, он принялся ухаживать за молоденькой медсестрой, целовал ей ручки, соблазнял веселыми и скабрезными разговорами и однажды сделал попытку уложить с собой рядом. Сестричка вырвалась и нажаловалась врачу Надежде Васильевне, той самой женщине, что встретила их с Ингой в доме, внезапно появившемся среди тайги на краю "империи" Тойё. Пока Мамонт отбивался от вертолета, она на глазах Ивана Сергеевича сделала операцию - отняла Инге пальцы ног, черные и омертвевшие. Резала без наркоза, с помощью лишь скальпеля и ножниц, однако поразительно - Инга не ощущала боли! И кровь, практически, не выступала из ран... Она была уже в том возрасте, который не интересовал Афанасьева, к тому же рядом находился муж - участковый милиционер, и все-таки не это делало его совершенно беспомощным перед Надеждой Васильевной. В ее присутствии он ощущал какой-то непривычный ступор. Рой отшлифованных фраз, комплиментов и просто привлекающих внимание замечаний словно вяз в голове, а парализованный язык таился во рту, как зверек. Эта женщина подавляла его весело-бесшабашный характер, и он как бы опасался сказать в ее присутствии глупость, поскольку все заготовленные для женщин слова - даже для самых умных женщин!- автоматически становились глупостью. Вокруг Надежды Васильевны существовало некое защитное поле, пробиться сквозь которое было не так-то просто. После жалобы строптивой сестрички она пришла в палату - Иван Сергеевич лежал в отдельном боксе под замком, якобы из соображений его безопасности,- и встала над ним, как богиня правосудия. Он приготовился выслушать приговор или, в лучшем случае, морализаторскую речь, однако Надежда Васильевна коснулась его лба холодными пальцами и спросила: - Повышенная сексуальность - это тоже от воздействия инъекций? Как ты считаешь? - Нет,- смущенно признался Иван Сергеевич.- Это у меня от природы. - В таком случае, почему у тебя нет детей? Говори мне все, я врач. - Моя жена не могла их иметь. - А другие женщины? У тебя их было много... Ты помнишь, сколько? Он попытался сосчитать, припоминая не имена, а города, в которых бывал, работал и обзаводился любовницами, вспоминал стремительные, порой одноразовые встречи. Все-таки служба разъездная, связана с постоянными командировками... Сбивался, принимался вновь, мысленно загибая пальцы - на руках единицы, на ногах - десятки. Ни пальцев, ни памяти не хватало... - Хорошо, не мучайся,- оборвала путешествие в прошлое Надежда Васильевна.Кто из них остался в твоем сердце? Так, чтобы вспомнить, не напрягаясь? Наверное, это последняя женщина? - Нет!- оживился он.- Последней была гейша... девушки Тойё... Но я помню другую! Потерянную... - Ее звали Августа? Иван Сергеевич, опутанный трубками и проводами, сел на кровати. - Она осталась по ту сторону... катастрофы. - Хотел бы ты вернуть ее? Он вскинул голову, повинуясь внутреннему толчку радости, и тут же отвернулся. - Нет, не хочу... - Почему? Тебе больше нравится завлекать молоденьких сестричек? - Потому что я... Я теперь другой человек! Возможно, даже не человек. Из меня сделали компьютер, вторглись в сознание. - Тебя удерживает только это? - Августа вселила надежду на... счастье. Разве я могу быть счастливым человеком, если меня преследует страх? А счастье подразумевает полное бесстрашие перед жизнью! Надежда Васильевна отсоединила от него датчики, вынула из вены иглу капельницы. - Пожалуй, ты прав. И нет смысла переливать кровь. Смерть в ту ночь была ближе и реальней, чем в вертолете, падающем на землю. На сей раз она посверкивала скальпелем, случайно забытым в блоке, и напоминала свечение реактивной струи неумолимого и желанного снаряда. Иван Сергеевич лег в постель, засучил рукав и примерился к венам. Он управлял своей волей до самого последнего момента. Но когда оставалось сделать короткий взмах, волна внезапного страха окатила его, пронизав мышцы ватным бессилием. И тут препарат делал свое дело, лишая его возможности распорядиться собственной жизнью. Искусный чародей Тойё предусмотрел все. Иван Сергеевич лежал скрючившись, словно побитый пес, и только не скулил, кусая губы. Рано утром в палату вошла строптивая сестричка, и он прикинулся спящим, не желая показывать свою слабость. Сквозь ресницы он видел, как ее рука подняла с пола оброненный скальпель и бездумно положила на подоконник. И тут возникла мысль, что сестра умышленно оставила инструмент, чтобы спровоцировать его на самоубийство, но в следующий миг отлетели все подозрения: она сняла белый халат, оказавшись совершенно обнаженной, сдернула с головы шапочку и рассыпала длинные волосы. В другой раз этого было бы достаточно, чтобы мгновенно потерять голову и выпустить на волю свой страстный дух. Сейчас же он лежал и созерцал сквозь радугу ресниц ее светящееся тело. Сестричка склонилась над ним, огладила волосы, двухнедельную щетину на подбородке, провела тонкими ноготками по горлу, затем по груди - он лежал холодный и тяжелый, как речной валун. Разве что открыл глаза и смотрел в ее лицо. Ее пальцы коснулись живота, горячими струйками скользнули ниже - он оставался спокойным, внутренне поражаясь своему состоянию. Так же безмолвно сестра закончила свои провокационные опыты, спряталась в халатик и послала от порога воздушный поцелуй. Спустя час Надежда Васильевна сообщила, что на улице ждет машина. Он даже не стал спрашивать, куда повезут, ибо прошедшая ночь ввергла его в полное безразличие. Единственное, что он сделал - вошел к Инге в палату, чтобы проститься. - Ты уезжаешь?- спросила она, увидев его одетым в суконную спецодежду лесоруба.- Как же я? Что будет со мной? - Наверное, тебя не оставят без внимания,- проговорил Иван Сергеевич. - Хочу с тобой!- закапризничала Инга.- Нет Мамонта, теперь не будет тебя! Ее ноги еще болели, и она не вставала с постели больше месяца: обморожения и ожоги имели одинаковый характер повреждения и одинаково мучительно и долго заживали. Афанасьев поцеловал ее в лоб и ушел, оставив со слезами в глазах. Машина оказалась милицейской, а за рулем - участковый. Он пытался шутить, отвлекал разговорами - Иван Сергеевич сидел каменным истуканом, так что веселость участкового скоро иссякла, а долгая дорога в горах утрясла и свалила в сон. И это был первый спокойный сон за все месяцы после катастрофы. К нему не являлся Хамара - жрец охотников Дальнего Востока. Правда, Иван Сергеевич научился управлять течением сновидений, особенно это получалось, когда лежал в гадьинской больнице, поэтому засыпал без страха, но в сознании ни на мгновение не отключался своеобразный контрольный датчик, все время следящий за сюжетом. Вначале ему грезилась желтая песчаная дорога, по которой он шел босой, а вдалеке, на холмах и косогорах, стояли какие-то люди и махали ему руками. Эта часть сна была однообразной, бессмысленной и вместе с тем не такой мучительной, как следующая, когда он замечал, что дорога давно оторвалась от земли и теперь пролегает по воздуху, а золотистый песок с каждым шагом становится вязким, глубоким, как рыхлый убродный снег. И уже ни людей вокруг, ни машущих рук - только зыбкое и тяжеловесное, как расплавленное стекло, марево. Так вот, усилием воли он научился продлевать эту часть сна, то есть растягивать висящий между небом и землей путь по призрачным барханам. Идти по сыпучим пескам, едва выдирая из него ноги, иногда удавалось до самого утра; Иван Сергеевич просыпался измотанным, потным, словно и впрямь долго брел по пустыне. Но уж лучше это, чем явление Хамары. Он возникал всякий раз, когда Афанасьев выбивался из сил и не мог двигаться. Хамара выныривал из желтого песка и так, что изможденный путник оказывался у него на плечах. Он крепко хватал его за руки, не давая спрыгнуть, и начинал свой разбег, словно взлетающий с аэродрома сверхзвуковой истребитель. Жрец несся гигантскими нечеловеческими шагами по зыбкой дороге, стремительно набирая скорость, затем отрывался от песка и мчался в желтом мареве. Иван Сергеевич чувствовал, как от невероятного ускорения впереди образуется столб спрессованного воздуха, давящий ему в солнечное сплетение. Он стискивал зубы, сжимался в комок от перегрузки, и когда становился твердым как камень, раздавался оглушительный хлопок! Он знал, что в этот миг от него отделилась душа. Сразу становилось легко, свободно, как в невесомости - эдакое предоргазмовое состояние. В это время и начинал звучать голос Хамары: - Ты находишься в состоянии кли! Но испытываешь только его первый этап кетэр. А чтобы испытать последний и высший - малхут, у тебя должно быть сознательное желание самонасладиться. Попроси Тойё, чтобы избавил тебя от света. И тогда ты познаешь Творца! Впервые испытав во сне этот потрясающий, ни с чем не сравнимый полет, Иван Сергеевич на самом деле ощутил желание повторить его. К тому времени он получил всего два или три укола, назначения которых не знал, полагая, что это делается для снятия стресса после катастрофы. Тойё был настолько внимателен и благодушен к спасенным пассажирам вертолета, что Афанасьев без утайки рассказал ему о странном сновидении, когда покровитель пришел справиться о самочувствии. Хозяин охотничьей базы несколько даже расстроился, предположив, что подобный полет во сне - ничто иное, как потрясенное катастрофой воображение, и пообещал непременно посоветоваться с врачом. В результате Ивану Сергеевичу вкололи в течение дня три дозы, а ночью жрец Хамара объявил, что он достиг второго этапа хохма и до малхута совсем уже близко... Остальные уколы ему делали уже насильно, ибо с ними были связаны не только сновидения, но и навязчивое желание видеть Тойё и слушать его голос. А насильно, потому что еще владел остатками воли и пытался сопротивляться. Он никогда не видел Хамару, существующего только в рассказах Тойё в виде жреца, управляющего духовной жизнью, а значит, и сферой высших наслаждений, к которым стремится всякий человек с момента своего рождения. Даже после полного переливания крови этот сон снова возник в его сознании, правда под утро, и сюжет его оборвался на той части, когда он еще брел по сыпучему песку желтой дороги. И только в машине Иван Сергеевич проспал полдня без всяких сновидений, проснувшись в Ныробе, когда уже стояли во дворе какого-то сельского дома. Оказалось, что они здесь ночуют. Ивана Сергеевича определили спать на печь: у хозяина, местного учителя Михаила Николаевича - рыжего, невысокого человека - оказалось такое множество детей, что пересчитать их было невозможно, поскольку они то исчезали в недрах дома, то возникали откуда-то, одинаково юркие, рыженькие и крепкие, почти одного возраста, так что немудрено перепутать. Естественно, в избе ощущался недостаток спальных мест. Пока участковый сидел с хозяином, о чем-то тихо переговариваясь, по нему ползало сразу трое малышей. Они совершенно не мешали отцу, были как бы частью его существа, кувыркаясь у него на коленях, руках и плечах. Между делом он подсаживал их, снимал, качал, гладил по головам и подтягивал штанишки. Разговаривали они допоздна и дети постепенно разошлись спать, за исключением одного, самого маленького, который свернулся калачиком и уснул на отцовских руках. Как стало понятно по обрывочным фразам, жена Михаила Николаевича, Наталья, сейчас находилась в роддоме. Участковый пристроился на широкой лавке, бросив под голову свернутый полушубок, и скоро весь дом тихо засопел. И по звуку дыхания Иван Сергеевич наконец пересчитал детей - семеро! Семь я! Восьмой только что появился на свет... Наутро они снова сели в машину и поехали в горы по набитой тракторами дороге, однако через час поднялась сильная метель. Ветер срывался со склонов, сметая снег, который быстро грубел в колеях, да и путь становился менее торным, распадаясь на десятки лесовозных дорог. "Уазик" хоть и медленно, однако долго еще пробивался вверх, пока не врубился бампером в высокий занос. - Все,- сказал участковый, выбрасывая из кабины охотничьи лыжи.- Надевай и через полтора километра будешь у цели. Иван Сергеевич застегнул крепления на валенках, взял поданную ему палку, напоминающую посох, и двинулся по дороге, которая угадывалась лишь по просеке: ни единого человеческого следа! Скоро впереди послышался лай собак, потом напахнуло дымом от сосновых дров и, наконец, показался высокий дом с заснеженной крышей, от которого в разные стороны расходились жердяные изгороди. Навстречу выскочили две лайки, закружились у ног и радостно заскулили, будто встречали хозяина. И только сейчас Иван Сергеевич узнал место пасека, куда он прилетал на вертолете, отыскивая Мамонта, и где они повредили стоящий на взлетной полосе дельтаплан. Ему захотелось немедленно развернуться, оттолкнуться хорошенько и катиться по лыжне до самой машины: именно здесь Августе мечталось поселиться и прожить до конца своих дней... Но было поздно - на крыльцо выбежал старик, Петр Григорьевич, и приветственно замахал рукой. Неужели узнал? - Здравствуй, Драга! Здравствуй!- еще издалека закричал он.- Давно тебя поджидаю! Все окна просмотрел! Вероятно, старик обознался, поскольку называл его чужим именем - Драга. Но сейчас и это было все равно. Иван Сергеевич вошел в жарко натопленную избу и, не раздеваясь, присел у порога. Низкое зимнее солнце пронизывало светлое, в семь окон, помещение, и это напоминало летний вечер, когда они сидели с Августой и говорили о детях. Она называла имена сыновей - Иван и Юзеф... - Что же ты расселся-то, друг закадычный?- удивился старик.- Пошли, будешь принимать хозяйство. По описи сдавать не буду, поверишь на слово. Ну, в избе тут смотреть нечего, горшки, черепки, печь русская - одна штука... А что ты, брат, невесел? - Нездоровится мне,- пожаловался Иван Сергеевич. - Без дела сидишь, вот и нездоровится! Сейчас вот получишь место - заболит голова, так все хвори мигом и отлетят. За мной! В крытом дворе Петр Григорьевич ткнул пальцем в машину - еще новый "патрол-ниссан",- заметил грязь на дверце, смахнул рукавом. - Автомобиль японского производства! Один. Пробег - двадцать две тысячи. Только ездить некуда. Летом еще кое-как, а зимой!..- он потянул брезент, раскинутый на какой-то конструкции - показалось оранжевое крыло.Дельтаплан! Две штуки! Один новый, еще не облетанный, другой полетал!.. Старик внезапно ткнул Ивана Сергеевича в бок и рассмеялся. - Да ты же помнишь! Это же ты со шведами прилетал!.. Я перед этим как раз гробанулся. И самолет свой повредил. Тут, гляжу, вы летите! Думаю, дай-ка подставлю под вертолет, а потом новый стребую. И стребовал! Теперь запасной есть! А нечего на чужой аэродром без радиообмена садиться! Иван Сергеевич вспомнил тот скандал. Но в связи с ним вспомнилась и Августа... Петр Григорьевич привел его по тропинке к высокому снежному холму без единого следа и каких-то намеков на вход: просто сугроб. - Тут пасека в омшанике стоит. Пчелки живут... Девяносто шесть колодок-семей! Скоро придет весна, где-нибудь в начале апреля выставишь в леваду. Зажужжат пчелки и расцветет душа! Эх!.. Похоже, ему было несладко оставлять место и уезжать. - А куда ты теперь, Петр Григорьевич?- спросил Афанасьев. Старик только махнул рукой и затопал на берег, в сторону бани. - Баня - одна штука. Корыто из нержавейки - одно... На крыше лазерная установка для запуска "летающих тарелок". Ну, это ты потом разберешься, сейчас еще рано запускать. Там я написал подробную инструкцию... Он спустился под берег, прыгая и махая руками, позвал знаком. - Это твоя главная обязанность,- ткнул пальцем в прорубь со светлой - все камешки на дне, как на ладони!- водой.- Зимой обязанность: все время раздалбливать лед. Чтоб днем и ночью чисто было. И гляди, не вздумай шкурой накрывать, чтоб не замерзало. Пусть вода открытая стоит. - А зачем?- спросил Иван Сергеевич. - Мало ли что?.. Путник пойдет, напиться захочет. - Какой здесь путник? - Ну, чтоб рыбе дышать!- нашелся старик.- Или какой водолаз вздумает проплыть - выглянет на свет Божий... - Водолаз?! - Да что ты все дивишься?- весело разозлился Петр Григорьевич.- Привыкай! Если сказано: бурундук - птичка, значит, птичка. И не задавай вопросов. Драгам вообще не полагается много знать. Есть обязанности - хранить пути-дороги, вот и храни, чтоб не нарушили. Идем дальше! Они снова вернулись к дому. Старик открыл дверь внутри крытого двора, где тарахтела электростанция, заботливо глянул на приборы, потрогал ладонью кожух цилиндра, как трогают лоб, определяя температуру. - Сердце всей заимки!- похвастался.- Не будет электроэнергии - ни телевизора посмотреть, ни тебе света включить!.. За стеной аккумуляторный цех.- Он распахнул оббитую железом дверь.- Будешь заряжать. На этой полке - севшие аккумуляторы, на этой - заряженные. Все просто: взял, проверил электролит, плотность, зарядил и поставил. - Зачем?- изумился Афанасьев.- Для чего? - Ты не спрашивай, заряжай и все. Прорубь долби и заряжай. Петр Григорьевич закончил показ хозяйства, завел Ивана Сергеевича в избу, потер было руки, однако задумчиво покружился возле печи. - Что же я тебе не передал?.. Вот натура: как куда собираюсь, все забываю. Это от предвкушения дороги. Ох, и люблю ездить! В прошлый раз за хлебом полетел - деньги забыл... Так. Прорубь, аккумуляторы, лазер... Ведь что для Драги главное: всякого путника встретить и проводить с добром. Чтоб остался рад и доволен. Обязанности-то нехитрые. Гой ли, изгой пришел тебе все равно дорогой гость. Слепые, они еще больше хотят идти куда-то, что-то искать... Да!- он широко всплеснул руками.- Вспомнил! Вооружение не передал! Старик сунулся за печь, достал коробку из-под обуви. Тем временем на глаза Ивану Сергеевичу попала одностволка, стоящая в углу. - Ты туда не смотри,- заметил Петр Григорьевич.- Это оружие от дикого зверя. Бывает, медведь на пасеку забредет... Идем покажу оружие от дикого человека. Осенью поставили, потому и забыл... Они снова оказались на улице. Старик обошел избу и полез в гору по глубокому снегу, кряхтел, сопел и, наконец, достиг засыпанной снегом ямы. - Два дня не почистил - завалило!- соврал он.- То метель, то солнце... Значит, это твое укрытие. Оборонять тебе следует во-он тот перевал. Видишь седловину?.. А продержаться нужно всего двадцать минут, до подхода основных сил. Но чтобы ни одна тварь не проскочила ни по земле, ни по воздуху. - Чем же я стану обороняться?- недоуменно спросил Афанасьев. - Сейчас покажу!- он открыл коробку, напялил на голову наушники радиостанции и взял в руки пульт, напоминающий телевизионный, только размером побольше.- Сиди и слушай команду. Управление простое, на дураков. Гляди, нажимаешь эту кнопку и ждешь всего десять секунд. Огромный, заснеженный камень на берегу реки неожиданно легко и плавно отъехал в сторону, не стряхнув ни снежинки. Откуда-то из-под него поднялся темный угловатый куб - послышалось лишь легкое жужжание. - Установка залпового огня "Прима",- тоном гида сообщил старик.- Сорок стволов с ракетами. Все уже наведено на цели. Получаешь команду - давишь красную кнопку. Это по наземным целям. А по воздушным совсем просто. На другом берегу реки в склоне горы образовалась темная дыра, откуда появилась платформа с ракетами и пушками. Покрутилась вокруг своей оси, шевельнулась вверх, вниз и уставилась на восток. - Зенитно-ракетный комплекс, сам следит за целями. Полное самонаведение. Называется - включил и забыл. Четыре ракеты - в боевом положении, еще четыре штуки в запасе, но зарядка автоматическая. На двадцать минут хватит. Продемонстрировав технику, Петр Григорьевич вернул все в исходное состояние и вдруг загоревал. - Только смотрю телевизор, а у наших военных летчиков керосину нет. Если через двадцать минут не прилетят на подмогу - чем обороняться? - Там, у них,- Иван Сергеевич показал на восток,- другое оружие. Поставят укол, и не надо ни самолетов, ни ракет... - Это уже не по нашей части!- прервал его старик.- Драге положено защищать Пути. А они попрут с востока только этим путем, другого у них нет... Ладно, вроде все сдал. Пошли, выпьем на посошок, и оставайся лавка с товаром! В доме, не раздеваясь, Петр Григорьевич налил два стакана медовухи, один подал Афанасьеву. - Если бы не жали с двух сторон, тут жить можно! Вот придет весна, зажужжат пчелки, полетят по цветам собирать нектар... И ты, как пчелка, взлетишь над горами, посмотришь - до чего же земля красивая! Эх!.. Они выпили, присели у порога. - Куда же ты теперь?- спросил Иван Сергеевич. - Еще и не знаю... То ли на Алтай, то ли в Африку. Что-то на букву А... Да это не важно, куда, дорог на земле хватает. Не забудь весной птиц встретить, когда на север полетят. Посади, покорми, на повети зерно заготовлено. Потом "тарелочники" пойдут в горы,- встреть, после них туристы, альпинисты, спелеологи, затем, "снежные человеки" - это которые в горах снежных людей ищут... Но главное,- он подхватил котомку и пошел на улицу,- не забывай прорубь долбить! Он встал на лыжи, вскинул руку и, оттолкнувшись, покатил вниз по дороге. Иван Сергеевич остался стоять на крыльце, совершенно один среди бескрайней белизны снегов. - Долби, не забывай!- издалека крикнул старик.- Через прорубь к тебе Мамонт придет! Вынырнет, как новорожденный из купели! Слышишь? Вещий Гой! Только он знает будущее! Снег заклубился, вздымаемый лыжами с метельных застругов, скрыл старика, и скоро в ушах вместо шороха лыж стал слышен ритмичный шорох крови... Он не просто ежечасно раздалбливал лед - не давал ему образовываться, выбрасывал из воды игольчатые кристаллы, затягивающие прорубь. Он грел под мышками замерзшие руки, пересиливая ломоту в пальцах, и снова черпал битое стекло нарождающегося льда. Иногда в морозные ночи Иван Сергеевич не уходил с реки до восхода солнца, и днем, когда теплело, забирался на печь и засыпал ненадолго, без всяких сновидений. Затем вскакивал, запускал движок электростанции и принимался за работу в аккумуляторном цехе. Почти через день на полке с осевшими батареями появлялось до десятка новых, и наоборот, исчезали заряженные. Кто-то незримый приходил на пасеку, вероятно, в те часы, когда Иван Сергеевич спал. Он догадывался, откуда могли приходить, но лишь однажды заметил выплеснувшуюся из проруби на лед лужицу и часть рубчатого следа, возможно, оставленного бахилой гидрокостюма. И уже не догадывался, а знал, что охраняет путь, ведущий в пещеры к "сокровищам Вар-Вар". Он каждый день ждал Мамонта, однако миновал март, затем апрель - Вещий Гой так и не появился. Как-то ночью Иван Сергеевич услышал на улице сильный треск и скрежет" и когда выскочил на улицу, то сразу увидел, что прорубь долбить больше не надо: мелкая, узкая речка превратилась в бурный поток, ворочающий огромные камни. Но теперь появилась другая забота - пришла пора вытаскивать пчел из омшаника. Замысел мудрой Надежды Васильевны прочитывался с самого начала этой скитнической жизни: она хотела погрузить его в обстановку полного одиночества и нескончаемых хлопот, которые бы постепенно избавили его от страха психологической зависимости. Круг новых забот и обязанностей в самом деле поначалу отвлекал Ивана Сергеевича от прошлого, думать и сосредоточиваться на своих болячках не оставалось времени. Он полностью избавился от навязчивых сновидений и спать ложился без прежнего самоконтроля, лишь часто с опаской смотрел в сторону востока. Где-то там, за перевалом, на сибирской стороне Урала находился Хамара.... В своих проповедях Тойё называл его - Охотник за Будущим. Жрец никогда не показывался на глаза никому, и даже сам "император" признавался, что встречается с ним редко, что видеть его - большая честь для всякого человека. Между тем в России создавались десятки сект последователей Хамары, называвших себя "детьми Татхагата". Это был синтез трех религий буддизма, христианства и иудаизма,- объявленный ими истинным учением. Существовала многоступенчатая иерархия, продвижение в которой обусловливалось уровнем достигнутого совершенства. Секты "детей Татхагаты" были некими подготовительными классами, в которых отбирались кандидаты для дальнейшего восхождения на Гору Совершенства. А сама Гора Совершенства находилась где-то на Балканах. Тойё утверждал, что Хамара имеет сакральный облик и простым смертным, не достигшим тридцать третьего уровня Совершенства, видеть Охотника за Будущим опасно, поскольку мгновенно наступает слепота. Иван Сергеевич, как человек реалистичный и лишенный мистического воображения, во все эти проповеди не верил даже находясь под воздействием препарата. Еще будучи в здравом рассудке и памяти, он определил "истинное учение" как прикрытие некой главной цели, с которой охотники Дальнего Востока пришли на Урал. Впрочем, и Тойё, убедившись, что ключа к Афанасьеву таким способом не найти, скоро отказался от проповедей и приблизил его, открыв истинный замысел - создание Союза между Севером и Дальним Востоком. На фоне действия препарата эти идеи показались ему вполне осуществимыми. Подкупало то, что Дальний Восток не стремился к материальным ценностям сокровищницы Урала, а искал путь к Знаниям, о которых твердил Мамонт. Но кроме того - ив этом Иван Сергеевич долго не мог признаться себе,- Тойё повязал его роскошью, поймал на слабости к женщинам, окружив молодыми таиландками, которые выполняли всякое его желание. Ничего не скажешь: несколько месяцев жизни в "империи" казались сказочными и длились как один нескончаемый сон. И теперь ему грезились руки гейш - сразу восемь!ласкающие тело. Можно было избавиться от навязчивого страха перед Хамарой - переливанием крови, сменой образа жизни, или, наконец, каким-то еще препаратом, который снимет запрограммированность сознания,- однако забыть потрясающее состояние самонаслаждения, когда от легчайших прикосновений рук все существо наливается энергией невесомости и парит в воздухе, когда ты превращаешься в сгусток летучего вещества,- избавиться от этого казалось невозможно вообще, поскольку отравлено было не сознание, а чувства. Поэтому он ждал Мамонта, тешась надеждой на покаяние, и одновременно боялся его: свалить все на препарат Тойё не получалось... Выставленные в леваду пчелы, облетавшись, теперь гудели ровно и размеренно в теплом вечернем воздухе. Иван Сергеевич никогда не занимался пасекой, хотя после ухода на пенсию подобные мысли его посещали. Делать все пришлось по инструкции, заблаговременно составленной бывшим хозяином Петром Григорьевичем. Выполнив все пункты, новоиспеченный пчеловод расположился между ульев на траве, чтобы испытать благость, обещанную стариком. Пчелы действительно убаюкивали, наполняя небо тихим звоном, однако вместо радости жизни он испытал внезапный толчок тревоги: над перевалом заклубилась темная, похожая на дым от пожара, туча, и скоро с востока отчетливо донеслись звуки боя. Иван Сергеевич вскочил, вглядываясь в седловину гор, потом побежал, чуть не опрокинув улей,- зарево огня вырвалось из-за хребта и осветило дымы, поднимаясь выше и разливаясь по небу. Казалось, та сторона гор постепенно заполняется раскаленной лавой и еще миг - огненный поток хлынет с востока на западные склоны. Ослепленный, он не сразу заметил рой самолетов, беззвучно кружащихся в пурпурном небе, время от времени падающих к земле: скорее всего, это было ковровое бомбометание... Хамара! Это был он, Охотник за Будущим! Это его последователи - "дети Татхагата" шли с востока! Он побежал в избу, достал коробку с пультом управления и радиостанцией, натянул наушники и услышал сплошной треск. А война между тем достигла седловины и, перевалившись, потекла на запад. Зловещие стрелы самолетов выныривали из-за хребта и вонзались в голубое небо, выискивая цели. Приковавшись к ним взором, Иван Сергеевич забыл о страхе и почти наощупь нажимал кнопки - приводил зенитно-ракетный комплекс в боевое положение. Когда платформа выехала из горы и на пульте загорелся сигнал готовности, он надавил красную кнопку пуска и в тот же момент увидел стартующие поочередно все четыре ракеты. Столбы пыли и дыма затянули весь противоположный берег! Приступ страха накатил мгновением позже, когда белые хвосты ракет уже резали пространство навстречу самолетам Хамары. Вернуть назад их было уже невозможно! Он стиснул голову руками, чувствуя, как раскалывается череп, сжался в комок на дне укрытия-окопа. Грохот разрывов встряхивал небо, как огромный жестяной лист, на землю дождем сыпались огненные обломки, вычерчивая дымные следы... Потом в области темени что-то щелкнуло, словно гранатный запал, в сознании сверкнула яркая вспышка, и мозг начал медленно оплавляться, словно кусок воска. Когда он снова поднял голову и разлепил глаза - увидел, что по-прежнему лежит на траве между ульев, а над восточным склоном и горами громыхает далекая майская гроза. Самая обыкновенная, первая в этом году гроза. И пчелы, почувствовав ее приближение, попрятались в ульи и теперь слышен лишь тихий, замирающий гул. Иван Сергеевич вскочил, обрадованный, что все это - лава огня, самолеты и наступление Хамары,- только приснилось, и что он не переступил черту, не нарушил табу и не поднял руку ни на Охотника за Будущим, ни на его "детей". Тут поднялся ветер, обычный перед ливнем, и пришлось спасаться бегством, чтобы не попасть под дождь. И едва успел заскочить в сенцы, как стена воды обрушилась на крышу дома. Гром уже долбил над самой головой, но был не страшен. Иван Сергеевич допоздна просидел у окна, не включая света. Всю ночь лил дождь и бушевала гроза над Уралом. А утром, когда он вышел на улицу, чтобы посмотреть пасеку, случайно заметил в прошлогодней траве какой-то серый, поблескивающий на солнце предмет. Без всяких мыслей, из инстинктивного любопытства, он свернул с тропинки и увидел перед собой кусок рваного дюраля. Неподалеку валялся еще один, с закопченным концом и лохмотьями обгоревшей пластмассовой обшивки. Не веря своим глазам, он побрел вдоль изгороди, натыкаясь на обломки самолета чуть ли не на каждом шагу: склон горы вместе с пасекой и взлетно-посадочной полосой у леса - все было усеяно искореженным и обожженным металлом! - Я победил тебя, Хамара!- закричал он, грозя Востоку кулаками.- Я сжег твои самолеты! Он бегал по берегу и пинал обломки, словно добивал своего противника. И в радости не заметил, как из-за перевала вновь потянуло дымом и из-под него, как из адова пекла, покатились волнами "дети" Хамары. Иван Сергеевич бросился на свою позицию, изготовился, приведя в боевое положение весь арсенал, и стал ждать команды. А ее почему-то не было! Между тем Охотники за Будущим, словно туча саранчи, неслись по склону и уже были в опасной близости от пасеки. Они поливали огнем пространство, так что вокруг Ивана Сергеевича земля кипела от взрывов. И тогда он включил систему залпового огня. Снаряды ложились так плотно, что стена поднятой в небо земли не успевала оседать, а он, двигая эту стену впереди себя, начал медленно выдавливать противника назад, за перевал. А сам уже поглядывал в небо, ожидая, когда придет подмога, поскольку бой длился уже больше двадцати минут. И только выдавил "детей" Хамары за хребет, как оттуда появились стрелы черных самолетов. Иван Сергеевич хладнокровно выждал, когда они пойдут в пике, и дал ракетный залп. В небе расцвели дымные цветы разрывов и первая тройка истребителей превратилась в обломки. Он уже было крикнул "Ура!", но из-за гор, на низкой высоте потянулись гусиным косяком тяжелые бомбардировщики. Он сделал еще один залп, но на той стороне реки взлетела всего одна ракета. Последняя... Иван Сергеевич обернулся и теперь смотрел уже не на восток, в сторону противника, а на запад, откуда должны были появиться наши самолеты...