Читать «Собрание сочинений В. Г. Тана. Том восьмой. На родинѣ» онлайн - страница 23

Впрочемъ, теперь въ полуантичной столовой было свѣтло и уютно. Большая висячая лампа ярко горѣла надъ квадратнымъ столомъ. Самоваръ шипѣлъ. Вся семья Клюева сидѣла въ сборѣ, ожидая отца. Матовъ сталъ считать, насчиталъ восемь молодыхъ лицъ, потомъ вспомнилъ, что нужно прибавить Мисю, пересчиталъ снова, и вышло уже одиннадцать.

— Какъ ты долго папочка… — съ легкимъ упрекомъ сказала хозяйка Клюеву.

Она была маленькая, опрятная, съ мелкими чертами лица, одновременно похожая на Мисю и на своего мужа. Матовъ отмѣтилъ, что она назвала его: «папочка», точно такъ же, какъ Мися.

Кромѣ домашнихъ въ комнатѣ было еще двое гостей. Одинъ былъ высокій мужчина, съ русой бородой и хитрыми глазами. Онъ носилъ русскую одежду, сапоги съ наборомъ и черную суконную поддевку съ дутыми серебряными пуговицами. Фамилія его была Завьяловъ. Онъ былъ мелкій помѣщикъ и земскій гласный изъ одной Волжской губерніи. Въ декабрѣ его арестовали, хотѣли сослать въ Сибирь, потомъ предложили ему уѣхать за границу. — «За границу не согласенъ, — сказалъ Завьяловъ, — а въ Петербургъ поѣду». Въ видѣ компромисса власти предложили ему уѣхать въ Финляндію. Онъ жилъ въ Калакаландѣ мѣсяца три, но часто ѣздилъ въ Петербургъ и велъ переговоры о томъ, чтобы его избавили отъ финскаго изгнанія.

Мало-по-малу у него образовалось въ подлежащемъ мѣстѣ знакомство, а потомъ даже связи. И незамѣтно для себя онъ забросилъ свои личныя хлопоты и сталъ хлопотать за другихъ, за арестованныхъ студентовъ, за высланныхъ крестьянъ, за молодыхъ дѣвушекъ, «лишенныхъ столицы».

Хлопоты шли успѣшно, времена были смутныя. Начальство все озиралось по сторонамъ и высматривало «человѣка съ планомъ», досужаго алхимика, который знаетъ «секретъ». Въ одно прекрасное утро Завьяловъ совершенно неожиданно получилъ предложеніе составить частный проектъ оздоровленія Россіи…

Завьяловъ проектъ написалъ и подалъ, потомъ пріѣхалъ домой и жестоко напился. Пьянство его было тяжелое. Онъ поставилъ на столъ бутылку спирту, заперъ двери, чтобы не видѣли финны, и хлопалъ рюмку за рюмкой. И смотрѣлъ въ стѣну. Ему мерещились канцеляріи, задніе ходы, столы, покрытые сукномъ, и груды бумаги, цѣлые вороха проектовъ, каждый за номеромъ и съ препроводительной бумагой: обновленіе арміи, обновленіе мирового суда, обновленіе церкви.

— Опять пошло по-старому, — бормоталъ онъ. — Эхъ, вы…

Недѣли черезъ двѣ онъ повторилъ тотъ же самый опытъ. Привезъ спирту изъ города, заперся и выпилъ.

Его насмѣшливый языкъ сталъ злѣе, чѣмъ прежде, и не разъ доводилъ его до ссоръ съ другими соизгнанниками.

Другой гость былъ худощавый, понурый, сутуловатый. Онъ молчалъ и морщился, а Матову почему-то показалось, что у него болятъ зубы.

Клюевъ взялъ стаканъ и подсѣлъ къ понурому.

— Что, Емельянъ Васильичъ, нѣтъ телеграммы?

Понурый человѣкъ молча покачалъ головой.