Читать «Собрание сочинений в 25 томах. Том 9» онлайн - страница 91

Евсей верил словам, но не верил людям. Пугливый зритель, он ходил по берегу потока, не имея желания броситься в его освежающие волны.

Шпионы ходили вяло, стали чужими друг другу, хмуро замолчали, и каждый смотрел в глаза товарища подозрительно, как бы ожидая чего-то опасного для себя.

— А насчет петербургского союза из князей — ничего не слышно? — спрашивал Красавин почти каждый день.

Однажды Петр радостно объявил:

— Ребята, Сашу в Петербург вызвали! Он там наладит игру, увидите!

Вяхирев, горбоносый и рыжеватый шпион, лениво заметил:

— Союзу русского народа разрешено устроить боевые дружины для того, чтобы убивать революционеров. Я туда пойду. Я ловко стреляю из пистолета...

— Из пистолета — удобно,— сказал кто-то.— Выстрелил да и убежал...

«Как они просто говорят обо всем!» — подумал Евсей, невольно вспомнив другие речи, Ольгу, Макарова, и досадливо оттолкнул всё это прочь от себя...

Саша вернулся из Петербурга как будто более здоровым, в его тусклых глазах сосредоточенно блестели зеленые искры, голос понизился; и всё тело как будто выпрямилось, стало бодрее.

— Что будем делать? — спросил его Петр.

— Скоро узнаешь! — ответил Саша, оскалив зубы.

XIX

Пришла осень, как всегда, тихая и тоскливая, но люди не замечали ее прихода. Вчера дерзкие и шумные, сегодня они выходили на улицы еще более дерзкими.

Потом наступили сказочно страшные, чудесные дни — люди перестали работать, и привычная жизнь, так долго угнетавшая всех своей жестокой, бесцельной игрой, сразу остановилась, замерла, точно сдавленная чьим-то могучим объятием. Рабочие отказали городу — своему владыке — в хлебе, огне и воде, и несколько ночей он стоял во тьме, голодный, жаждущий, угрюмый и оскорбленный. В эти темные обидные ночи рабочий народ ходил по улицам с песнями, с детской радостью в глазах,— люди впервые ясно видели свою силу и сами изумлялись значению ее, они поняли свою власть над жизнью и благодушно ликовали, рассматривая ослепшие дома, неподвижные, мертвые машины, растерявшуюся полицию, закрытые пасти магазинов и трактиров, испуганные лица, покорные фигуры тех людей, которые, не умея работать, научились много есть и потому считали себя лучшими людьми в городе. В эти дни власть над жизнью вырвалась из их бессильных рук, но жестокость и хитрость осталась с ними. Клим-ков видел, что эти люди, привыкшие командовать, теперь молча подчиняются воле голодных, бедных, неумытых, он понимал, что господам обидно стало жить, но они скрывают свою обиду и, улыбаясь рабочим одобрительно, лгут им, боятся их. Ему казалось, что прошлое не воротится,— явились новые хозяева, и если они могли сразу остановить ход жизни, значит, сумеют теперь устроить ее иначе, свободнее и легче для себя, для всех, для него.

Старое, жестокое и злое, уходило прочь из города, оно таяло во тьме, скрытое ею, люди заметно становились добрее, и хотя по ночам в городе не было огня, но и ночи были шумно-веселы, точно дни.