Читать «Смирновы. Водочный бизнес русских купцов ов» онлайн - страница 16

Несмотря ни на что, мы уезжали на короткое время. А оказалось, навсегда.

И теперь только в воспоминаниях я могу вернуться в дом моего батюшки, в Москву, в мою Россию.

Иного мне сегодня не дано…

Часть I

Глава 1

Мытищинская водица

…Когда я решил открыть свое водочное производство в Курбевуа под Парижем, то, взвешивая все «за» и «против», все время думал о батюшке Петре Арсеньевиче, устремляя к нему мои мысли.

Каждый раз, берясь за что-то, я задавался вопросом: а как бы он сделал то-то и то-то?

Как бы организовал дело здесь, вдали от родных мест?

Как поступил бы в той или иной ситуации, с чего начал бы он, к чьим советам прислушался?

И когда было особенно трудно, я, вновь и вновь вспоминая батюшку, проникался к нему необыкновенной симпатией и уважением. И не только как любящий сын, но и как деловой человек, пекущийся за результат того дела, которое я делал, которое знал и которое меня кормило.

Еще до моего рождения, в начале 70-х, батюшка начал укрупнять производство.

У сына крепостного крестьянина было какое-то не по-мужицки тонкое чутье на все, что касалось расширения и доходности семейного дела. Дела его шли неплохо, но его это не устраивало. Ему хотелось выйти на более высокий уровень, обеспечить делу больший размах.

Нанимая рабочих, он искал не просто специалистов, которым можно доверять и которые, понимая, чего, собственно, хочет Петр Арсеньевич, будут работать не за страх, а за совесть, а таких, которые могли предложить какую-нибудь новацию. Касалось ли это технического оснащения или новинок, не суть было важно. Главное – не стоять на месте и все время что-то искать, чего нет у других.

В те годы на заводе отца в помещении, арендованном у купца второй гильдии Шихобалова, трудилось всего девять человек, включая и самого хозяина.

Я часто пытался представить, как же выглядел первый завод батюшки, и по его описаниям знаю, что был он крошечный. Даже бочки со спиртом, который он покупал по сходной цене на ярмарке, приходилось держать под открытым небом. Тут же, во дворе, была печь для обжига березовых дров, откуда выбирали уголь для очистки водки. В дубовых бочках сюда завозили воду из Мытищ, которую батюшка всегда пробовал сам, доверяя только своему вкусу.

Я мысленно представлял много раз эту картину: вот он, молодой, стройный, возвышающийся над рабочими, столпившимися рядом, одетый по последней купеческой моде в длинный сюртук, опускает в бочку большой медный ковш и подносит его ко рту. Вода стекает струйками по его усам и бороде, но он не пьет воду, а смакует ее долго-долго, держа на языке, а стоящие рядом мытищинские водовозы затаив дыхание ждут приговора.

«Хороша мытищинская!» – говорит батюшка, с высоты своего роста оглядывая весело толпящихся вокруг.

И те, выдохнув с облегчением, начинают шуметь, радостно переговариваться, бить друг друга по рукам.

Вот тоже дело, казалось бы, вода, но сколько раз нарывались мытищинские водовозы на его суровую отповедь, когда он круто заворачивал их назад с их бочками, если не угождали с качеством воды. Сперва думали, что дурит хозяин, что по вредности их мытарит, – другому купцу, что водкой промышляет, завезешь бочку-другую-третью, так тот даже и не взглянет в их сторону: привезли, и ладно. Кивнет приказчику: «Заплати водовозам!» – и дело с концом. А этот как репей: откуда брали водицу, когда, да какие бочки, да чем черпали, да сколько везли по времени?