Читать «Слово о Высоцком» онлайн

Роман Днепровский

Слово о Высоцком

____________________________________________________________

…Помню, как открывали во Втором Иркутске мемориальную доску Высоцкому. С чего бы это вдруг во Втором Иркутске? Всё очень просто: приезжал Владимир Семёнович с гастролями в Иркутскую область, пел на «золотой» Лене перед старателями-золотодобытчиками, рабочими артели Вадима Туманова. Во время этих гастролей сдружился с иркутским журналистом Леонидом Мончинским, в квартире которого и отдыхал после гастролей – вот на фасаде дома, в котором в те годы Мончинский жил, и была установлена эта мемориальная доска.

Помню, Леонид Васильевич рассказывал тогда такой трогательный случай, имевший место быть в те дни: вышел, мол, летним вечером Владимир Семёныч на балкон с гитарой в руках, и стал петь – просто так, для людей. А люди, возвращавшиеся с работы, останавливались, слушали…

Прекрасная картинка, не правда ли? Идиллия просто! И всё бы было хорошо, если бы не один маленький нюанс: пьян был в тот вечер Владимир Семёнович, очень пьян! И на балкон с гитарой вышел, да – шатаясь. И запел. Пьяный. А внизу, по улице шли работяги Иркутского Авиазавода, у которых закончилась смена – ты, дорогой читатель, представляешь себе эту толпу? Очень хорошо, что представляешь! Поэтому, давай представим дальше: вот идёт по улице толпа усталых работяг, отработавших смену. Вот они видят, что с балкона второго этажа элитной «сталинки» какой-то – pardon! – пьяный клоун что-то пытается петь «под Высоцкого». А Высоцкий – не тот, который пьяный с гитарой на балконе, а тот, который на магнитофонных бобинах, в телевизоре и на пластинках Государственной фирмы грамзаписей «Мелодия» – вот тот Высоцкий для этих работяг – идол, кумир и даже «пророк», прастигоспади… Да и не может же быть такого, чтобы в нашем рабочем районе, в пяти тысячах километров от Москвы, на балконе стоял реальный, живой Высоцкий, и пел свои песни, ведь правда? Значит, кто это там на балконе? Правильно! – пьяный кривляка и жалкий эпигон! Ату его! Ату! И полетели во Владимира Семёныча камни – излюбленное оружие расейского пролетариата. Правда, убедил их как-то Семёныч, что он – это он, и спел им что-то из своих песен. Пьяный.

Вот такая вот история, для затравки. Мне её бывшие рабочие Авиозавода когда-то рассказали.

О том, что кумир миллионов пил, как сапожник, знала вся страна. А некоторые знали и о том, что «Хриплый Лебедь» ещё и на игле сидит, наркотой балуется. С чего бы это вдруг? – ведь, казалось бы, всё у парня есть: талант, всенародная любовь и популярность, роли в театре и кино, красавица-подруга… даже лихой четырёхколёсный скакун породы «Mersedes»… Чего ж ему не хватало-то? «Свободы! Творческой свободы! – ответит, закатив очи долу, постаревший и полысевший фанат Владимир Семёныча, из числа вечных младших научных сотрудников, и, прибавив голосу трагизма, уточнит: – Он видел, куда катится страна!... Он уже тогда это всё видел!... Пророк!... Его душа рвалась, надрывалась, порывавлась, разрывалась… он страдал…».

Как хотите, но – не верю. «Не верю!», как говаривал Станиславский, и – точка. Да-да, я всё прекрасно понимаю, в России это национальная традиция такая: оправдывать «страданиями» и «болью за Родину» любое, даже самое отвратительное пьянство. А уж если индивидуум, предающийся этому пороку, ещё и крапает какие-никакие стишата, или что-то там на гитаре подбирает, тогда вообще – святое дело! «Ранимая душа поэта-художника-актёра», и всё такое прочее. А вот назвать вещи своими именами никто не хочет. Ну, не принято в Рассее говорить о том, что пьянство среди богемы – от распущенности и безответственности. Не принято об этом говорить.