Читать «Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь» онлайн - страница 144

Когда раздача подарков кончилась, одним из хоней была прочитана торжественная молитва. Прежде чем начать ее, распорядители пира водворили требуемую тишину. Общество к этому времени стало довольно шумно, и потому тишина водворилась не прежде, как приказание замолкнуть не было сказано тоном, каким ротные командиры говорят крепкие слова. Наконец, наступила гробовая тишина. За толпой я не видел читавшего жреца, но по голосу признал уже знакомого мне старосту. Чтение молитвы местами напоминало мне чтение молитв мусульманами. Чтец иногда прерывал свое чтение, по-видимому, вопросами, обращенными к публике, и гости тогда хором протягивали ему в ответ или: «Тему́!», или: «Ийе!».

После молитвы началась раздача мяса. Сначала была, по обыкновению, сказана длинная речь, потом какой-то мужчина встал на возвышение в дальнем конце залы и, поднимая мослы и куски мяса один за другим, стал выкликать имена гостей. Гости поочередно подходили и получали, кто ногу, кто лопатку, кто несколько позвонков.

Теперь остался последний акт свадебного обряда: песня, или, скорее, плач невесты перед ачжанами. Она пришла в сопровождении других женщин и стала около кана, лицом к сидевшим на полу ачжанам; ярких нарядов, которые мы видели на ней еще утром, на ней уже не было. На ней было затрапезное темное платье, и висевшая вдоль поясницы рава, с многочисленными нашитыми раковинами, осталась единственным украшением на ней. Она начала петь; это были, по-видимому, обращения к ачжанам, к каждому отдельно, по очереди. Прослушав обращение, ачжан вставал с места, подходил к невесте и, приподняв подарок над ее головой, начинал выкрикивать пожелания ей счастья, стараясь заглушить голос поющей племянницы и помогающих ей женщин. Мне намекнули, что вот теперь и до меня дойдет очередь дарить; я приготовил кусок бумажной материи аршин в 5 длиной, и деревянный гребень, так как у нас больше ничего не было.

Не видя во все время пира жениха, я спросил о причине этого старика Сандан Джимбу. Он усмехнулся, придвинулся ко мне поближе и в полголоса сказал: «Дурные обычаи у тангутов. Эта невеста выходит замуж без жениха. После этого обряда она будет рожать детей, а кто их отец, – неизвестно! Худой закон!».

Мне сказали, что такая безжениховая невеста называется ёхон, и прибавили, что она в своих обращениях к ачжанам жалуется на то, что ей выпала такая горькая доля, что у нее не будет мужа, который бы был ей защитником и надеждой под старость, и просит их сжалиться над ней. Вот потому-то, что она вступает в брачную жизнь без жениха, ачжаны и бросают ей большие и многочисленные подарки.

И действительно это был момент всеобщего увлечения. Невеста упала на колени и скорее плакала и причитала, чем пела, а ачжаны в это время один за другим рвались к ней и забрасывали ее подарками. Мужчина, стоявший подле невесты для приема подарков, в несколько минут с ног до головы покрылся кусками материй, платками и хадаками. Признаюсь, и я не без волнения ожидал минуты, когда дойдет очередь до меня. Общее увлечение, вызванное торжественностью обряда, передавалось и мне. Когда невеста запела в честь русского хомбу, Талынтэр раскинул материю во всю длину, чтоб обществу можно было судить о величине подарка, и, держа его над головой невесты, сказал маленькую речь, содержание которой он позаимствовал из тех речей, с которыми ко мне уже ранее обращались родственники невесты. Он сказал: «Русский хомбу прибыл из далекого своего отечества на твою свадьбу. Он сделал несколько тысяч ли, везя тебе счастье из далекого запада. Он дарит тебе эту материю и этот гребень!» Сандан Джимба тоже растаял; он не мог устоять против общего настроения, вынул из своего кошелька три сотни чохов и попросил Талынтэра тоже передать невесте.