Читать «Санкт-Петербургские вечера» онлайн - страница 4

Laissai toujours aux cieux le soin de leur vengeance.

Признаюсь вам, что я плохо себе представляю, каким образом Господу угодно вершить свой суд. И, сказать по правде, когда задумываюсь я о том, что творится на свете, мне начинает казаться, что если Господь и карает уже в этой жизни, то, во всяком случае, делает он это не торопясь.

Граф. Стоит лишь вам пожелать — и мы бы могли посвятить наш вечер исследованию этого вопроса. Сам по себе он не сложен, но его запутали софизмы Гордыни и ее старшей дочери — Безверия. С огромным сожалением вспоминаю я о тех пирах, драгоценные памятники коих оставила нам древность. Дамы, без сомнения, любезны, и чтобы не одичать, нужно жить рядом с ними; имеет свои достоинства и многолюдное общество, и необходимо уметь предаваться ему с охотою. Но когда все обязанности, налагаемые обычаем, исполнены, я нахожу вполне уместным, чтобы мужчины собирались порой для рассуждений — пусть даже и за столом. Не знаю, отчего мы уже не подражаем в этом отношении древним. И не кажется ли вам, что обсуждение какой-нибудь глубокомысленной проблемы займет наше время куда более полезным и даже приятным образом, чем пустые или достойные порицания разговоры, которым мы его обыкновенно посвящаем? Прекрасная это была, на мой взгляд, мысль: посадить за одним столом Бахуса и Минерву, воспретив первому его вольности, а второй — ее педантство. Бахуса у нас больше нет, да к тому же маленький наш симпосий^{4) отвергает его решительно; зато Минерва наша — лучше, чем Минерва древних. Так пригласим же ее выпить с нами чаю; она приветлива, не охотница до шума, — надеюсь, она не откажет.

Отсюда вам уже видна небольшая терраса над входом в мой дом, покоящаяся на четырех китайских колоннах. Кабинет с книгами выходит прямо на этот своего рода бельведер, который, если угодно, вы можете называть большим балконом. Именно там, сидя в старинных креслах, я безмятежно ожидаю мгновений сна. Дважды, как вам известно, поражал меня гром, и я уже лишен права на то, что толпа зовет счастьем. Признаюсь: прежде, чем я окреп в целительных размышлениях, мне слишком часто случалось задавать себе вопрос: «Так что же у меня теперь осталось?» Но совесть, услышав ответ: Я сам,⁽⁵⁾ заставляла меня краснеть от стыда при виде собственной слабости, и уже давно не испытываю я искушения сетовать на судьбу. Как раз там, в моей обсерватории, чаще всего и переживаю я восхитительнейшие минуты. Порою я предаюсь возвышенным мыслям, и они нечувствительно приводят меня в состояние, близкое к самозабвению. А иногда, словно добрый чародей, я воскрешаю почтенные тени. Когда-то были они для меня земными божествами, теперь же взываю я к ним как к духам-хранителям. И часто мне видится, будто они подают мне знаки, — но стоит лишь устремиться к ним навстречу, как милые сердцу воспоминания вновь обращают меня к тому, что у меня еще осталось здесь, и жизнь кажется такой прекрасной, словно я до сих пор не вышел из возраста надежд.

Когда же измученное сердце просит отдыха, на помощь приходит чтение. Все мои книги здесь, под рукою: ведь я обхожусь немногими, ибо давно убежден в совершенной бесполезности множества сочинений, до сих пор пользующихся высокой репутацией.