Читать «Санкт-Петербургские вечера» онлайн - страница 27

Граф. Прошу заметить, г-н кавалер: я отнюдь не настаивал на этой печальной наследственности и вовсе не ссылался на нее как на прямое доказательство того правосудия, которое Промысел вершит в нашем мире. Я упомянул об этом мимоходом как о попутном наблюдении; и все же я искренне вам благодарен за то, что вы вернули меня к этому вопросу, ибо он в высшей степени достоин нашего внимания. Если же я не проводил никакого различия между отдельными болезнями, то лишь потому, что все они являются наказаниями. Первородный грех, объясняющий все и без которого ничто не объяснимо, воспроизводится, к несчастью, ежеминутно, хотя и косвенным образом. И я не думаю, что ваш разум — разум христианина — будет сколько-нибудь шокирован этой мыслью, если развить ее со всей точностью. Без сомнения, первородный грех есть тайна, но если присмотреться к ней поближе, то в этой тайне, как и в других, обнаружится нечто, доступное правдоподобным предположениям — даже для нашего ограниченного разума. Оставим в стороне теологическую проблему искупительной заслуги жертвенной смерти Христа и станем держаться одного общедоступного наблюдения, которое превосходно согласуется с нашими самыми естественными понятиями: всякое существо, обладающее способностью к размножению, может произвести на свет лишь подобное себе самому создание. Правило это исключений не допускает, оно начертано повсюду во вселенной. А следовательно, если некое существо подверглось порче и выродилось, то его потомство будет напоминать собою это существо не в первоначальном его состоянии, но в том, до которого оно дошло в своей деградации. Все это усматривается с полной очевидностью и имеет силу как для физического мира, так и для мира духовного. Следует, однако, заметить, что между увечным и больным существует такое же различие, как между порочным и виновным. Острые заболевания по наследству не передаются, но те недуги, которые портят жизненные соки, превращаются со временем в первородную болезнь, способную поразить весь род. То же и с болезнями моральными. Некоторые из них объясняются общим несовершенством человеческой природы, но бывают такие прегрешения, которые своими последствиями способны довести человека до полного вырождения. Это и есть первородный грех второго порядка, представляющий нам, пусть и несовершенным образом, исконный первородный грех. Именно так появились дикари, подавшие повод к стольким нелепым разглагольствованиям и в особенности пригодившиеся для бесконечных писаний Ж.-Ж. Руссо^(|), одного из опаснейших софистов своего века и, однако, более других лишенного истинной учености, проницательности и прежде всего глубины, — при всем его мнимом глубокомыслии, которое состоит в одних словах.¹ Руссо всегда принимал дикаря за первобытного человека, между тем дикарь не является и не может являться ничем иным, кроме как потомком того человека, который вследствие некоего преступления оторвался от великого древа цивилизации. Но преступление такого рода, насколько позволено судить, уже не может повториться, ибо я сомневаюсь, что и сейчас появляются новые дикари.