Читать «С начала до конца (сборник)» онлайн - страница 62

Ольга Аникина

Батюшка в этот день был у меня последним пациентом, и я к тому времени уже порядочно устал. Было очень трудно работать ещё и потому, что батюшка потел, а крупные жировики мешали мне почувствовать мышечный каркас. Во время работы странное чувство накатывало на меня, то ли это была гордыня, то ли отвращение. Мне не хотелось думать о том, что этот неприятно пахнущий мужчина имеет какое-то отношение к моей вере и к моему Господу Богу. В общем, пациент Кульков был мне неприятен.

Когда он встал и оделся, я хотел было попросить его о благословении, но вспомнил про жировики у него на спине и не стал.

Потом он ещё несколько раз приходил ко мне. Вроде бы я уже приспособился работать, несмотря на бородавки и запах. Я делал своё дело молча. Иногда у меня в голове крутились картинки — как это тело ходит по церкви, надевает подрясник и крест, носит святые дары в специальном ящичке. Молится, прикладывается к святым мощам. Исповедует, служит у алтаря, наставляет… Я молчал, а Кульков с каждым сеансом причитал всё реже. И каждый раз я хотел было задать какой-то вопрос о вере, да всё никак не мог ничего сказать на прощание. Только говорил ему: «До свидания, не болейте», а он, уходя, отвечал: «И вам дай Бог здоровья».

В последний его визит я собрался с силами и испросил благословения. Батюшка мне его дал. Он уже стоял в моём кабинете, готовясь уходить, одетый в церковный наряд — поношенную ризу, старую скуфейку. Мы прощались. Из пациента он снова превратился в того, к кому следует обращаться «отче» и целовать руку.

— Спасибо, отец Иннокентий, — сказал я. Я впервые назвал его так, и батюшка улыбнулся.

— Это тебе низкий поклон, Виктор Андреич, — вздохнул батюшка. — Намучился со мной. Помоги тебе, Господи.

Мне почему-то стало стыдно. Я вроде бы всё делал правильно, ничего не забыл и, когда работал, выкладывался на полную катушку. Но всё равно что-то было не так. Мне вдруг захотелось искупить все малодушные мысли, которые накатывали на меня во время приёма.

— Батюшка, вы бы ещё посидели у меня. Или… Давайте я чаю вам налью?

— Да нет, пойду. — Отец Иннокентий снова вздохнул, потоптался у двери и как-то выжидательно поглядел на меня. — Благослови тебя Господь. Что мне делать-то дальше, чтобы спина не болела?

— Гимнастику, батюшка. Наклоны. Бег трусцой. Ну и массаж раз в полгода, приходите, я вас теперь знаю, а вы меня… — Неловкость во время прощания не отпускала, да и отец Иннокентий замялся и выглядел так, словно и ему, так же как и мне, было неудобно. Потом он быстро приобнял меня и вышел из кабинета.

Я начал вспоминать, не обидел ли я чем человека, не слишком ли явно показал свою брезгливость… Почему у него было такое потерянное лицо, когда я пытался его оставить у себя в кабинете ещё на пять минут, на минуту?.. Что я сделал не так, чем выдал себя?

Всё объяснилось очень просто. Я догадался, почему батюшка так долго топтался в дверях, тянул время. Понял я это, когда обнаружил в кармане халата хрустящую пятитысячную купюру.

Билет

«Я вернулся домой, ах ты боже ты мой!» Я смотрел в окно Лёхиного бывалого фордика, который уже подъезжал к Москве. Целый год, и даже больше, я не видел ни аскетичных панельных многоэтажек, ни вычурных граффити на мостах, ни скопления машин — и от этого мне было ни жарко, ни холодно. В Петрозаводске, где мы высаживали Миху, я взял пива и заедал его пирожком с капустой, куп ленном на местном рынке. Пирожок был пухлый и пах чьим-то домом. После пива я немного «потёк», наплывали вялые и грустные мысли, но мне не было за них стыдно. Тем более что я сидел за Лёхиной спиной, и он не мог видеть, как я скис.