Читать «Русская Дания» онлайн - страница 89
Фридрих Кёнигсбергский
(в это время Жополиз каким-то огрызком успел перебинтовать Сиплому левую руку)
– Ты, перебинтованный, марш за мной!
– Тут Жополиз как с цепи сорвался, защищая Сиплого: он же хромой, как он работать будет?
– А мне почем знать, у него ведь две руки?
– (показывая на правую руку Сиплого, которую он упорно прятал) – дак у него же эта рука – мертвая. Мертвая рука, ты понимаешь?
– Да, – поддакивал сквозь зубы Сиплый, имитируя больного, – мертвая рука.
– Да что ж вы все тут инвалиды-то какие? Ты – как тебя там?
– Я, – неохотно отозвался Жополиз, поняв, что жребий пал на него, – я – – я- я – Жополиз.
– Собирайся, Жополиз. Пойдешь в наряд.
***
В отличие от чертей у Распупина сохранилась довольно не знакомая для обитателей этих мест привычка. Он решил помыться. Источников воды, к сожалению, вокруг нигде не было, и единственной надеждой были лишь лужи и струйки неизвестно чего, проистекавшие не бог весть откуда через чертоги. Вообще, нужно сказать, в тюрьме всегда что-то откуда-то стекало. Распупин подскочил к одной из лужиц, зачерпнул, чтобы умыться, прежде задержав дыхание, ведь жидкость ужасно смердела. По старой привычке он омыл лицо, шею и руки. Но это сыграло с ним злую шутку: мимо камеры, как акула, вновь курсировал, накручивая на правом копытце резиновую дубинку, надзиратель. Распупин не придал этому должного значения.
– Что это вы такой бледный тут стоите, уважаемый? – этот надзиратель был весьма утонченной натурой. Предположительно из местной интеллигенции, – все здоровые, жизнерадостные, а на вас будто бы лица нет. Где улыбка?
– Так не все здоровые! Вы, вон, на этих посмотрите! Накопруились… – черти лежали как убитые, – да и жарко тут невыносимо. До белого каления довели!
– Жалуемся, значит?
– Конечно, жалуюсь, у вас тут не условия, а сатанизм какой-то. Сидеть невозможно. Мне бы в лазарет…
– А что это у вас с руками, уважаемый?
– А что с ними не так?
– Так у вас же руки!
– А У ВАС ТРУПЫ! Внимание бы что ли обратили… а руки – это… это все от плохой кормежки. Не еда, а, извините, параша.
– А мне вот нравится! – парировал ему надзиратель, – и у меня, в отличие от вас, руки не отросли. Что-то здесь не чисто. А не человек ли вы часом?
– Ну, это как получится. Часом – так. Часом – этак.
– Эй, – позвал надзиратель другого, вернувшегося на этаж, который спроваживал Жополиза в наряд, – эй, подойди-ка сюда. Странный какой-то попался. Говорит сначала – заболел, а потом стал затирать, что от кормежки руки выросли. Глянь-ка, а?
Второй, уже знакомый сокамерникам, подошел к чертоге:
– А, знаю этого. Больной он. Ты бы оставил его, а то не дай Бор, подцепишь чего.
– Да ты на руки-то , на руки его посмотри.
– Ну.
– Что ну-то? Руки-то ты видишь?
– Ну, вижу.
– Тебя это не удивляет?
– Ну это странно, да. Но он же говорит, что болеет, разве нет?
– Как понять?
– Ну ты твердолобый.
– Тем лучше.
– Лучше или хуже, это пускай администрация решает. Я вот что думаю, надо его наверх вести. Распоряжение начальства, как тебе известно: всех сомнительных наверх.
– Давай с него сначала сапоги снимем – убедимся.
– Секунду. Щас достану свой аксессуар, – рядом с дубинкой у черта висел на поясе тубус, из которого надзиратель достал свернутый плакат. Раскрыв его, и показав сначала для убедительности Распупину, а потом второму надзирателю, сильно удивил первого и нисколько не удивил второго. Обычное дело.