Читать «Рассказы о Гайдаре» онлайн - страница 43

Борис Емельянов

— Прощайте, добрые люди, — сказала женщина. — Побьют ведь их, правда?

— Большей правды и на свете нет, — ответил Купала.

А Гайдар всю дорогу молчал. В лесу, когда машина, свернув с магистрали, пошла неудобным горбатым просёлком, я не выдержал.

— Что ж ты молчишь! — сказал я возмущённо. — Говори!

— Я боюсь закричать, — сказал он шёпотом. — Не надо со мной разговаривать. Нарочно такого не придумаешь с цветками. Эх, Марья!

Когда стали приходить с фронта первые письма о Гайдаре и о его боевых делах, мы узнали, что наш добродушный, весёлый товарищ оказался жестоким и беспощадным к врагам. Был такой случай.

В бою у лесопильного завода, возле села Леплявы, Гайдар сидел за пулемётом. Партизаны отбили атаки врага. Не оглядываясь, побежали назад фашисты, как побитые псы, торопясь добраться до ближнего перелеска. Не многим удалось уйти.

Ещё во времена гражданской войны Гайдар считался отличным пулемётчиком. Он расстреливал бегущих расчётливо, как на полигоне; фашисты падали, ползли, кричали, а голубые глаза Гайдара оставались холодными и прозрачными, как льдинки.

Лейтенант Абрамов так и написал после гибели Гайдара: «Мы отомстим за него так, как умел мстить сам товарищ Гайдар, и это будет крепкая месть».

Я много думал о Гайдаре-мстителе.

Мне вспомнилась дорога со Смоленщины, ржевские голодные коровёнки, оборванные лепестки цветков иван-да-марьи и закушенные до крови губы Гайдара.

И я понял, как был страшен в своём справедливом гневе этот большой добрый человек.

КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА

Фотограф пришёл в редакцию рано утром. Ему сказали, что на фронт он поедет вместе с Гайдаром.

В Центральном Комитете комсомола секретарь ЦК пожелал отъезжавшим счастливого пути и благополучного возвращения.

— Помните, товарищи, — сказал он, — народ должен знать, как ведёт себя на войне наша молодёжь. Пишите и снимайте правду войны. Комсомольскую правду, — добавил он, и все улыбнулись, потому что газета, пославшая Гайдара и фотографа на фронт, так и называлась: «Комсомольская правда».

Поезд отходил ночью.

Девушка-проводница, посвечивая синим фонариком, проверяла билеты и документы.

— Темно, ничего не видно, — сказала она. — Чуть что, кричите мне: «Настенька!»

— Слушаюсь, товарищ командир, — серьёзно ответил Гайдар.

Утром он проснулся рано, встал и подошёл к окну. Поезд шёл тихо. За окном стояли деревья с короткими голыми сучьями, а под насыпью лежали разбитые вагоны.

— Не смотрите, — сказала Настенька, — не расстраивайтесь.

Она стояла в дверях, маленькая-маленькая, с комсомольским значком на гимнастёрке, с длинной метёлкой под мышкой, и, стараясь не уронить метлу, заплетала тонкие косички, выскочившие из-под форменного берета.

Косички ускользали из рук, метёлка падала, и Настенька сердилась.

Вагон был дачный, просторный, с маленькими жёсткими диванами. Пассажиры спали сидя, прислонившись друг к другу. В углу, охватив руками костыли, сидел раненый красноармеец. Рядом с ним на лавке похрапывали двое ребятишек. Женщина, закутанная чёрным платком, очевидно мать ребят, сидела на чемодане.

Гайдар сел на своё место.