Читать «Равеннский экзархат. Византийцы в Италии.» онлайн - страница 137

Олег Робертович Бородин

Отчаянно отбивавшаяся от варваров империя имела достаточно прочный тыл и не сталкивалась с внутренней оппозицией вплоть до середины второго десятилетия VII в. В дальнейшем положение изменилось.

Историческая очевидность состоит в том, что Равеннский экзархат (в широком значении термина) сложился из осколков Италии, которые Византии с трудом удалось сохранить на первом этапе лангобардского завоевания. Территория экзархата сжималась как шагреневая кожа до тех пор, пока он наконец не пал под натиском тех же лангобардов. Однако, как мы видели, византийско-лангобардские взаимоотношения в Италии вовсе не представляли собой сплошной череды военных поражений империи, и более того, не носили характера перманентной конфронтации. Внутренняя стабилизация обоих политических организмов, длительные мирные передышки, попытки (иногда удачные) имперского контрнаступления («византийской реконкисты») свидетельствовали о том, что экзархат вполне способен противостоять лангобардам и сосуществовать с ними. Варвары никогда не покорили бы его, если бы им не позволили это сделать господствующий слой самой Византийской Италии и его руководители.

Основной движущей силой политических процессов на территории Италии являлось войско-«exercitus». Его состоянием определялись возможности Византии в борьбе против лангобардов, его позиция обусловливала успехи или поражения мятежников-узурпаторов в Риме и Равенне, наконец, только при его нейтралитете могли самостоятельно разрешать социальные конфликты другие общественные группы. Как было показано в первой главе, за два столетия войско пережило глубокую трансформацию: из регулярной армии позднеантичного типа оно превратилось в местное ополчение средних и крупных земельных собственников. Таким образом, наиболее сильный и влиятельный в политическом плане общественный страт стал господствовать и в экономической жизни страны. В определенный момент он совершил политический выбор, и выбор этот оказался не в пользу Византии.

Изучаемый период с полным основанием можно назвать эпохой усиления папства. Однако такая формулировка не раскрывает его специфики: влияние римских понтификов усиливалось и в Дальнейшем: от Захарии до Николая I, от Николая I до Гильдебранда, от Гильдебранда до Иннокентия III. Внутренняя сущность временного промежутка с середины VI до середины VIII вв. в «светской» (не церковно-административной) истории папства состоит в том, что в его начале римские понтифики являлись самыми политически влиятельными фигурами среди епископов Италии, в конце — главными политическими лидерами всей страны. Помимо хорошо известных факторов (таких, как укрепление экономических позиций папства, почти абсолютный авторитет римских епископов как патриархов Запада среди латиноязычных диоцезов, активная миссионерская деятельность Рима, идейно-психологический культ Вечного города в общественном сознании современников) качественному изменению политической роли папства в Италии парадоксальным образом способствовали наиболее драматические повороты итальянской истории. Недостаточная эффективность обороны страны неоднократно заставляла римских пап брать на себя функции посредников между населением различных областей Византийской Италии и завоевателями-лангобардами, отвращать или смягчать их удары ценой дипломатических усилий и использования сокровищ Латерана. Теологические коллизии в империи, вызванные причинами, актуальны­ми для Восточного Средиземноморья, изменения конфессиональной ориентации в Константинополе (осуждение Трех Глав, монофелитство, возвращение к Православию, затем новый переход к монофелитству при Вардане-Филиппике, наконец, иконоборчество), воспринимались в Италии как нелепые шараханья нетвердых в вере восточных василевсов, а попытки навязать римлянам тот или иной Символ веры — как великодержавное самодурство. В заданной ситуации римские папы, за редкими исключениями, последовательно отстаивали ортодоксию и вполне основательно воспринимались итальянцами как духовные вожди. Их роль в отвращении от арианства и привлечении к Православию лангобардов осознавалась современниками в том же ключе.