Читать «Пыльными дорогами. Путница» онлайн - страница 172

Боги, когда же кончится этот путь?

Мирка недовольно всхрапнула, и я погладила ее по мокрой гриве. Затеяли люди войну, а зверье бессловесное вместе с ними страдает и муки терпит. Чего, сказано, не хватает Ихмету поганому? И так полмира заграбастал руками загребущими, так еще на север лезет. Беларду ему подавай!

Остовы покинутых и разграбленных домов все еще виднелись позади. Кому война, а кому мать родная. Много их развелось, разбойников, которым бы только нажится на чужом горе. А ведь ежели ворог придет и им достанется.

Глядела я кругом, вздрагивала от холода и до того тошно мне становилось. Век бы всего не видела!

За что мне ноша такая выпала?

Покой лишь во сне тревожном обретала. Глаза смыкала и забывалась ненадолго. А после вставала и снова — рвется сердце на части, болит. Будто камень на грудь положили и стряхнуть не могу. Тяжко мне, ох, тяжко…

— Ушедшая, мать моя непризнанная…сил дай.

И легче на миг стало. Каждый раз становилось.

— Вёльма? — окликнул Всеслав. — Ты чего там под нос себе шепчешь?

— Песню старую, что от бабки слыхала, напеваю. Авось не так тоскливо будет, — соврала, не моргнув.

С того дня, как Ладимира в объятиях Сияны застала да к Зорану в святилище ходила, все молюсь ей. Сил прошу и защиты. Произнесу имя и легче делается — камень мой будто сдвигается немного, холод не колет, а ласкает, окутывает.

Не деться никуда от силы древней. Чую, как глядит она на меня, как помогает, утешает, шепчет. Что бежать от самой себя? Не сбегу. Ее я отродье, верно Ростих Многоликий говорил. Ее дочь.

Ясно мне теперь, отчего люд колдуна Многоликим прозвал. Затем что нет числа его лжи и обману. Коварен и хитер Ростих. Не знает никто, чего ждать — ни я, ни Всеслав, ни Зоран, ни Ладимир.

Храни его боги, любимого моего. Пусть хоть где, хоть с кем, хоть навеки будет. Жизнь за него молиться буду. Пусть жив и здоров по земле ходит.

В дороге торной время тяжко коротать. Дни напролет я былое вспоминала. Одно и то же по сотне раз передумывала. Сердце оттого кровью так и обливалось, так и замирало. В минуты эти ушедшую и поминала.

— Сожги любовь мою несчастную и пусть пеплом по ветру летит, и чтоб не было ее, окаянной, — шептала снова и снова.

Оттого, что лишь в темном колдовском пламени сгорит она — настолько сильна. Лишь по ветру развеявшись, сгинет — настолько глубока и нескончаема.

И нет уж который день страданиям моим конца, и края не видно.

— Ушедшая, мать моя…

— Дядька Бурислав, там идет кто-то! — крикнул Некрас, прежде знакомый мне тем, что спас от нищих на улице.

— Стой! — скомандовал воевода.

Мы разом оглянулись в сторону, куда указал Некрас.

Одинокая фигура, бредущая через поле. Полы одежды нещадно развевались холодным ветром. Стена из дождя и тумана не давала понять, кто идет к нам.

— Кто ж такой? Баба что ль? Лохмотья так и треплются, — пробормотал Некрас, остановившись подле меня.

Осьмуша выпрямился в седле, прислушался к ветру и по-волчьи потянул носом. Потом вдруг замер и побледнел.

— Зоран, то наши гости, — проговорил негромко.