Читать «Путями истины. Сборник мистических рассказов и повестей» онлайн - страница 2

Только пыль эта проклятая, пыль да следы, утверждавшие, что всадник был, что не напекло башку первосвященнику, не верящему в Дикую Бабу, всадников и прочую нечисть.

«Всадник с запада, — против воли подумалось Дмиору. — Значит: беды надо ожидать с запада».

Он зашагал дальше, размышляя, сможет ли не возвестить деревенским о явлении ему всадника…

3.

Спи, друг мой. Стоило мне начать сказку, а ты уже закрыл глаза.

Спи, дорога сама поведёт тебя, не давая свернуть. Потому что, вижу я, ты не облегчил душу перед смертью. И в ушах твоих не музыка мироздания, а отзвуки незабытых битв. А значит, твой путь ляжет едва ли намного выше того мира, где мы прощаемся с тобой сейчас.

Там тоже кипят страсти, и лезвие ударяет о лезвие. И душа почти так же несвободна. Но всё-таки…

Стоял на часах и сменился чуть свет. Но к гарде стекал тонкой струйкой рассвет. И друг мне сказал: «Ножен просит твой меч». Но знал я, рассвет будет плакать и течь. С кровавым мечом я к закату ушёл. И ранил бы солнце, но месяц взошёл. И в ужасе долго блуждал я во тьме. Лишь кровь на мече указала путь мне. Пришёл я с восходом в сияньи огня. И воины утром встречали… меня!

«Баллада о кровавом мече», сочинённая Эрэльрихом, песнопевцем.

Иногда мне кажется, что каждую ночь я умираю. А каждый день воскрешаюсь к новой боли. И тогда тоска сдавливает мне грудь своими железными руками. И хочется не просыпаться.

Спи, друг мой, ты не знаешь, что мы никогда больше не встретимся. Ведь я начал умирать, когда ты ещё не рождался. Я променял вечный свет на схождение в материю, а ты… Если ты и вправду ничего не помнишь, может быть, твоя чистая и светлая душа зародилась на этой земле?

Для меня же ни здесь, ни там ещё очень долго не будет ничего. Так долго, что это кажется вечностью. Хотя… Надежда безгранична. На то она и надежда.

Оживление. Небывалое оживление царило в маленькой рыбацкой деревушке. Рыбаки снимали вывешенные на просушку сети, рыбачки увязывали скарб, сновали туда-сюда босоногие ребятишки.

С растущим раздражением смотрел на эту суету первосвященник Дмиор. Губы кусал, если б не муштра монастырская. Так и не обжился он, выходит, в этой деревне, так и не стал для этих людей отцом духовным и наставником.

Никто он им. И они ему — никто. Почему снимаются? Куда уходят? Как мыши болотные, что иной год вдруг сбиваются в стадо и кочуют в северных землях. И эти туда же, скудоумные. Год учил, окормлял, в холоде, в нужде — совета не спросили…

Дмиор стоял до тех пор, пока не сумел отбросить прочь дурные обиды. Читал: «Чистый светел, да охрани и наставь…» («Мнэто мэтэри, унто бэ анамиори. Прэсто…»).

И дурные мысли ушли. Тогда твёрдо и широко шагая, отправился он на поиски Старейшины.

Нашёл быстро. Тот торопился сдержанно, без суеты. Оно и тяжело ему было суетиться — крупен был Старейшина, широкоплеч, рукаст, телом и умом страшен. Но сердце имел доброе и терпеливое. За то и почитали.