Читать «Психоаналитические труды» онлайн - страница 29

Художник, очевидно, пользующийся симпатией пациентки че­ловек, — прототип профессора Фореля, который также должен был оживлять камни и обладал великой «пластикой духа». Сама пациентка — это камень, который оживляет профессор Форель. Также должно быть и с аналогичным ему художником.

Далее пациентка отмечает: «О художнике говорили, ему не нравился рассудок, так как он искал свои идеалы в искусстве. Я была близко знакома с ним 14 дней и размышляла над тем, что он мог бы задать новое направле­ние искусству, возможно, это было бы искусство в тропах; он рассказал мне о Fata Morgana[63]. Я человек, которому можно позавидовать, потому что в сво­ей натуре я могу увидеть очень многое. В детстве во время игр у меня час­то были видения тропов, как будто я могла видеть страну, которую еще никто никогда не видел. Тогда я еще не знала, что это мифология[64]».

Фата-моргану пациентка также понимает как свет, который она, как мы знаем, приравнивает к действительности[65]. Одновре­менно фата-моргана — это феномен жарких стран, так что фанта­зии тропов могут быть вызваны отчасти этим.

«Лаокоон[66], — говорит она, — это сфинкс, который мог бы разъяс­нить поэзию тропов: это, возможно, лес Пальмена с укромными местечка­ми и добрыми животными, которые не пугают. Это животные, питающиеся посредством генезиса».

Вопрос: «Как же это так?»

Ответ: «Это называется генезис плодородия человека, т. е. принесен­ные в жертву дети; это может быть наполовину выросший плод — жертва матери для спасения отца. Поэтому мать воспринимается здесь как варвар­ка, когда кидает своего ребенка животным. Это миссионерская опасность. Детей приносят в жертву, чтобы поймать животных».

Символ создания человека Лаокоон мог бы объяснить поэзи­ей тропов, т. е. то, что эта поэзия³ связана с возникновением чело­века. «Животные питаются посредством генезиса плодородия человека». Этим пациентка хочет сказать, что у животных есть за­родыш человека, который она потеряла при аборте[67], и он был съе­ден животными. Оставление детей перед животными означает у пациентки «жертву матери во спасение отца». «Если это лишь физическая обязанность, не любовь, тогда это уже жертва», — говорит пациентка о сексуальном общении с нелюбимым мужчиной, которого она также обвиняет в своей болезни и аборте[68]. Она жерт­вует своего ребенка отцу, чтобы спасти его, соответственно, тогда спасти означает для нее вылечить (=сексуальные отношения), так она теряет своего ребенка, когда имеет сексуальные отношения с нелюбимым мужем. Но так как теперь с сексуальными отношения­ми все-таки ассоциируются представления о рождении ребенка, она использует эту возможность, чтобы обратить несчастье в испол­нение желания: она не позволяет исчезнуть своему ребенку прос­то так, а возвращает его отцу (животному), так что теперь питаю­щееся посредством генезиса животное снова становится способным производить потомство. Жертва также называется «миссионерской опасностью». Согласно понятиям пациентки, миссия состоит в «об­ращении язычников в христианство». Язычники — неверующий народ, а христиане — верующие. «Религия», вера как противопос­тавление животному сексуальному, как было продемонстрировано не один раз, — это символ животного: «обращение в христианс­тво» равносильно «обращению в сексуальность»[69].