Читать «Последняя из единорогов» онлайн - страница 124

После этого деревня гонцов к королю не посылала. Мы не хотели, чтобы погибли другие его люди, да и ничем они нам не помогли. С того времени все дети после захода солнца, когда грифон пробуждался от дневного отдыха и вылетал на охоту, спешили укрыться по домам. Мы не могли больше ни играть вместе, ни бегать по поручениям взрослых, ни присматривать за овцами родителей, даже спать с открытыми окнами и то не могли, потому что боялись грифона. Мне только и оставалось что читать книжки, которые я уже знала наизусть, да жаловаться отцу с матерью, слишком уставшим от того, что им приходилось не спускать глаз с меня и Уилфрида, чтобы еще и думать о наших нуждах. Они ведь и прочих детей охраняли – в очередь с другими родителями, – и овец, и коз, а оттого всегда были усталыми, да и испуганными тоже, и большую часть времени мы просто злились друг на друга. Так во всех семьях было.

И тут грифон унес Фелиситас.

Она не умела говорить, но была моей лучшей подругой, всегда, с малых лет. Я всегда понимала, что ей хочется сказать, а она понимала меня лучше, чем кто-либо еще на свете, и мы играли – по-своему; я так больше ни с кем не играла. Ее семья считала, что она только хлеб даром ест, ведь никто же не возьмет в жены немую, ну и отпускала почти всегда к нам – пусть у нас кормится. Уилфрид подшучивал над ее шепотли-вым кряканьем, единственным звуком, какой она умела издавать, но я дала ему камнем по башке, на этом его шутки и кончились.

Я не видела, как все было, но в голове моей вижу ясно. Она знала, что выходить из дома не следует, но так всегда радовалась, попадая к нам вечерами. А в ее доме никто и не заметил, как она уходит. Никто из них не обращал на Фелиситас никакого внимания.

Услышав о ее гибели, я решила сама повидать короля.

Ну той же ночью и отправилась, – днем ведь ни из моего дома, ни из деревни не улизнешь. Не знаю, что бы я сделала, если б мой дядя Амброз не повез той ночью овчины на ярмарку в Хагсгейте, а чтобы попасть туда к открытию, выезжать надо задолго до восхода. Дядя Амброз – самый лучший из моих дядьев, но я понимала, что просить его отвезти меня к королю нельзя, он пошел бы прямиком к моей матери и сказал ей, чтобы мне дали серы с черной патокой да уложили с горчичником в постель. Он даже своих лошадей потчует серой с черной патокой.

Поэтому я легла тем вечером пораньше и стала ждать, когда все заснут. Мне хотелось оставить на подушке записку, но я писала ее и рвала, писала и рвала, и бросала клочья в очаг, и боялась кого-нибудь разбудить или проворонить отъезд дяди Амброза. И в конце концов просто написала, что скоро вернусь. Одежды никакой или еще чего я с собой брать не стала, только кусочек сыра; я же думала, что король живет где-то около Хагсгейта, самого большого города, какой я когда-нибудь видела. Мать и отец храпели в своей комнате, а Уилфрид заснул прямо у очага, его в таких случаях всегда там оставляли. Если его будили, чтобы послать в постель, он спросонья кричал и дрался. Не знаю уж почему.