Читать «Полное собрание сочинений. Художественные произведения в двадцати пяти томах: Том 1» онлайн - страница 91

Он был там и пел:

В лесу над рекой жила фея, В реке она ночью купалась И раз, позабыв осторожность, В рыбацкие сети попалась. Смотрели рыбаки, дивились... Любимый товарищ их, Марко, Взял на руки пежную фею И стал целовать ее жарко.

А фея, как гибкая ветка, В могучих руках извивалась

Да в Марковы очи смотрела И тихо над чем-то смеялась. День целый они целовались, А чуть только ночь наступила,— Пропала красавица-фея, А с нею и Маркова сила. Дни Марко всё рыскал по лесу, А ночи сидел над Дунаем И спрашивал волны: «Где фея?» А волны смеются: «Не знаем!» Повесился Марко на горькой, Трусливо дрожащей осине... И други его схоронили Над синим Дунаем в теснине. Ночами к нему на могилу Та фея сидеть приходила... Сидит и над чем-то смеется... Ведь вот как веселье любила! Купается фея в Дунае, Как раньше, до Марка, купалась... А Марка уж нету! От Марка Лишь песня вот эта осталась!

Это была очень веселая песня, в голосе чабана ясно звучал смех, беззаботный и вольный, как сам чабан. «Вот странная песня! — думала фея. — У кого он научился петь ее? И фея в этой песне странная, и Марко тоже странный. Почему он повесился, и что это значит — повеситься?» Ей казалось, что это не веселая песня, а очень грустная. Чабан же поет ее так весело... Она смотрела на него через вершины дерев и хотела, чтоб он подошел ближе.

Но он не шел, а всё пел и в такт своей песне помахивал палкой в воздухе; кончая одну песнь, звонко вскрикивал: «Эгой!» и начинал другую:

А то еще есть песня О старом казаке, Что плыл куда-то ночью На лодке по реке. Будил он рыб и воду Ударами весла...

А в сонном небе ночи

Над ним луна плыла. И нежно там сияли Красавиц-звезд огни, И знали всё, что будет Со стариком, они.

Майя слушала и думала о певце, что, пожалуй,

никто другой не знает столько таких песен, сколько он! Какие хорошие грустные песни, и как это верно спето про звезды, которые знают всё, что может быть завтра и дальше вперед! Хорошо слушать такие новые песни... И Майя незаметно для себя по ветвям дерев добралась до самой опушки леса.

А было вот что: в лодку Русалка села вдруг И вырвала со смехом Весло из старых рук...

— продолжал певец и тут остановился, задумчиво глядя вдаль и тихо насвистывая мелодию своей песни. «Эгой!»

Была она красива, Нага и молода, С волос ее струилась Алмазами вода.

Смеясь, она играла Казацкой бородой И говорила: «Хочешь Любить меня, седой? Но, впрочем, где тебе уж! Вот ты и дряхл, и стар, Ты не погасишь лаской Кипучей страсти жар! Ты не обнимешь крепко, Ты слишком слаб, казак... А ну-ка, поцелуй-ка, Как я!., вот так!., вот так!..» Она его схватила И стала целовать, И стала в уши песни Тихонько напевать.

Майя слушала и думала о том, как это красиво было: в лучах луны тело русалки казалось голубым и прозрачным, его осыпали тяжелыми прядями густые волосы, и оно сверкало между них ослепительно ярко. Она извивалась змеей на широкой груди казака, серебряные волосы его бороды мешались с зелеными волосами русалки, а она ласково и нежно пела, и ее песня, наверное, была мягка, как осенний шум волн в камышах, и глаза ее горели так ярко, ярко, как звезды, которые, сияя из густо-синего бархата неба, улыбались и обливали светом своих тонких лучей реку и лодку и тех, что, сидя в ней, целовали друг друга... Это было красиво!.. И еще была музыка... музыка шёпота волн и звука поцелуев, шелеста дерев на берегах, тонувших в мгле, мягкой и волнистой, и тихих песен русалки... Всё это сливалось и звучало тихим и кротким гимном, которому имя — счастье жить!