Читать «Полное собрание сочинений. Художественные произведения в двадцати пяти томах: Том 1» онлайн - страница 93
Максим Горький
— А ты злой? — спросила она.
— Я-то? Не знаю... Я — чабан...
— Это я знаю! — торопливо сказала Майя.— Значит, ты добрый?
— Не знаю! — весело тряхнул кудрями чабан.
— Ну, так я не приду к тебе, потому что ты, наверно, злой! Есть только злые и добрые, а больше никаких нет, и ты меня обманываешь.
— Э, да ты глупенькая какая! — крикнул чабан,— Как хочешь, не придешь — не приходи, а придешь — я тебя поцелую!
— Не хочу я, чтоб ты меня поцеловал!
— Ну, это ты врешь! Каждая девушка хочет, чтоб ее целовали; разве я не знаю, ты думаешь?
— А я не хочу!
— Теперь — может быть; а через час или завтра и ты тоже захочешь. Всю жизнь по деревьям лазить не станешь ведь? Ну, вот то-то же!
Майя задумалась. «Может быть, лучше — поцеловать его сейчас, если это так неизбежно? Это, должно быть, очень хорошо поцеловать его вон в эту ямочку на щеке, что сделалась от улыбки, и в ту — на другой щеке».
— Ну хорошо, я сойду! — засмеялась она и спрыгнула с веток прямо ему на руки.
— Какая ты легонькая! — глядя ей в очи, сказал он и поцеловал ее в губы.
Ох, как это хорошо!.. Сладкий, как сок ландыша, и горячий, как летний солнечный луч, поцелуй чудной новой кровью потек по жилам к сердцу, и оно затрепетало до боли сильно и сладко.
Она и сама поцеловала его, а он ей ответил, и еще, и еще, и бесконечно много целовались они.
Уж наступал вечер. Заходило солнце: лес темнел, п из дали по степи поползли тени, посланники ночи. Тогда Майя вспомнила, что нужно идти домой. Ей не хотелось этого — с чабаном было так хорошо!..
— Ты уж уходишь? — спросил ее чабан.— Скоро! Но ты приходи завтра; я тебе что-то скажу, как придешь.
— Я приду; мне с тобой так хорошо; но ты скажи то, что хочешь, сейчас, чтоб мне не думать об этом ночью,— сказала Майя.
— А ты разве не станешь думать, когда узнаешь что это?
— Что же думать о том, что знаешь?
— Нет уж, иди. До завтра!
— До завтра!
Они поцеловались, и Майя пошла в свой лес, а чабан пел ей вслед одну из своих песен, только на этот раз тихую и нежную, как летний вечер, а не одну из старых — сильных и смелых, как ветер степной.
Майя пришла домой и рассказала всё, что случилось с ней в этот день. Эге, за всю свою жизнь до этой поры она не видала своей матери и сестер такими испуганными и огорченными, как они были испуганы и огорчены, когда выслушали ее. Мать то сердилась, то плакала, и всё говорила: «Что ты сделала, глупая! Что?!.» Сестры молчали, и лес молчал, молчал задумчиво и неодобрительно. Майя чувствовала это, и ей было страшно чего-то.
— Дочка моя! — плакала мать.—- Ты погубила себя!
Сестры убито молчали и тоже плакали.
— Почему же, мама? Ведь в том, что мы целовались, нет ничего страшного, это только приятно. И потом, он говорит, что целоваться всё равно нужно; не нынче завтра, это неизбежно!
— Дочка моя! Ведь он человек!
Но Майя не понимала, как глубока та пропасть, которую скрывает это слово, и говорила свое, что целоваться приятно, что чабан так хорош и что то, что вышло, неизбежно должно было выйти. И та и другая были правы и, чем больше спорили, тем правее считали себя, и кончился спор, как всегда,-— они почувствовали себя обиженными и рассердились друг на друга.