Читать «Полное собрание сочинений. Художественные произведения в двадцати пяти томах: Том 1» онлайн - страница 132
Максим Горький
— Ты пойдешь ко мне! — сказал он зябко прижавшейся к двери девочке, дергая ручку звонка.
Она не удивилась, ничего не сказала и даже вперед его юркнула в дверь, под ноги Ефима.
Павел Андреевич усмехнулся на молчаливый вопрос своего слуги, разделся, скомандовал своей гостье: «Разденься!», Ефиму: «Умой ее!» — и, крепко потирая немного озябшие руки, вошел к себе в комнату и сел за стол в глубокое мягкое кресло.
Перед ним урчал и фыркал самовар, из отверстия в крышке с легким свистом вылетала струйка пара. В этом свисте Павлу Андреевичу послышалось что-то насмешливое, а в глухом урчании воды — нечто недовольное.
Он облокотился на стол руками и, закрыв глаза,— любимая привычка,— представил себе свою гостью одетой в чистое платье, причесанной и умытой... Это было идеально красиво.
— А куда же прикажете ее деть? — спросил Ефим, просовывая голову в дверь.
Павел Андреевич обернулся к нему:
— А как ты думал, Ефим, куда ее?
— Да ведь как же иначе?.. Напоить чаем и домой отправить. Я отведу,— решил тот.
— Гм! — снова задумался Павел Андреевич.— Хорошо, пусть будет так.
И он стал наливать себе чай. Он любил вечерний чай. Под меланхолические песни самовара, в этой залитой розовым светом лампы комнатке так славно думается и дышится. Всё так тепло, мягко, родственно... И так тихо, сладко-тихо... Но сегодня вот в его квартире новые звуки: это тонкий голос гостьи в комнате Ефима. Она всё что-то рассказывает там без устали, и изредка глухой бас Ефима коротко перебивает ее. Что ждет завтра эту девочку? Что ждет ее через десять лет?..
«Однако в какое добродетельно-минорное настроение погружаюсь я! О чем, собственно, можно тут думать? О помощи ей? Близоруко и неумно. Их тысячи, этих уличных детей, и чье-либо единичное усилие не улучшит их положения. Это обязанность общества, если ему угодно. И потом, в ней, наверное, есть уже инстинкты, которых не победишь воспитанием и которые со временем могут развиться. Бог с ней, с этой девочкой!.. В лучшем случае она будет кокоткой, если она умна, конечно...»
Но Павел Андреевич чувствовал, что как бы он ни думал,— ему сегодня почему-то плохо думалось, такими всё избитыми, общими местами, ни одной своей, оригинальной мысли... Почему бы это? Как бы он ни думал, ему не исчерпать этого вопроса о девочке, что-то остается, уклоняясь от определения словами, что-то такое смутное, неприятное... Не зарождается ли это сознание обязанности по отношению к ней, все-таки же человеку? Едва ли, едва ли... Едва ли и существует такая обязанность. Законы общежития, нравственности и вообще всевозможные законы — это скорее всего искусственные логические построения, прекрасно доказывающие хорошие чувства и намерения их авторов — не больше.
— Ефим! —- позвал Павел Андреевич.— Ну, как она?
— Уснула, Павел Андреевич! — умиленно сообщил Ефим.
— Уснула?! Гм!.. Как же теперь?
— До утра уж, что буде. Утром я ее и справлю. Что ж она? Спит, не мешает. Всё щебетала. Тридцать пять копеек, говорит... Видно, тридцать пять копеек для нее сто рублей. Умильная девочка! Тридцать пять копеек кто-то, вишь, набрал.