Читать «Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859 гг. Альберт» онлайн - страница 20

Мы останавливаемся, она смется, и грудь ея высоко поднимается отъ счастливаго вздоха. Глаза на мгновенье отрываются отъ моихъ, мои тоже смотрятъ внизъ и снова смотрятъ на нее. – Ея глаза говорятъ: Ну! Мои глаза говорятъ: Я? Неужели, это ужъ слишкомъ много, и въ то время какъ глаза, не теряя другъ друга, все боле и боле сближаются, такъ что странно становится, уста сливаются съ устами и руки невольно жмутъ другъ друга. Въ это время Осипъ серьезно проходитъ черезъ гостиную будто для того, чтобы снять съ нагорвшей свчи. Да что Осипъ? Она, смясь глазами, глядитъ на меня и идетъ въ диванную, я, <будто спокойно> напвая тройку удалую, иду въ залу. Отирая шолковымъ платкомъ потъ съ краснаго лица и откидывая назадъ, я знаю, густые и прекрасные волосы, я протискиваюсь черезъ горничныхъ въ залу. Матреша тутъ, и даже на самой дорог, хорошенькое личико вызывающе смотритъ на меня, она улыбается; но я гордо прохожу мимо, и жестоко вопросительно смотрю на нее. «Не хочу понимать» и не дотрогиваюсь до нее. Лизанька возвращается и еще веселй смотритъ на меня, и я тоже. Стыдиться? Чего? Мы гордимся, мы ничего лучше, никто въ мір ничего лучше, прелестне не могъ сдлать. Можетъ быть Осипъ разскажетъ Агафь Михайловн, а А. М. матушк, и матушка по секрету составитъ совщаніе съ сосдями, и они будутъ ахать и заботиться, какъ скрыть. Да что он? Да ихъ нту. Лизанька, вотъ она Лизанька, душка, персикъ, вонъ она, глазки, губки, зубки, которые я слышалъ и чувствовалъ нынче же вечеромъ. Я еще и еще иду танцовать съ ней. Нтъ для меня кром нея никого и ничего на свт. Но я вышелъ на крыльцо освжиться и, проходя назадъ, нечаянно встртилъ Матрешу. Какія тоже у нея прелести! Я постоялъ съ ней на крыльц, держась за ручку двери, поговорилъ шопотомъ и потомъ постучалъ ногами, чтобъ думали въ передней, что я только что пришелъ и не останавливался. Матреша погрозилась, засмялась и убжала, а я опять вошелъ въ залу. – Боже, какъ мн было хорошо, весело, какъ я былъ счастливъ, какъ я былъ забавенъ, какъ я былъ силенъ, какъ я былъ уменъ, какъ я былъ блаженно глупъ. <Вс на меня смотрятъ, вс на меня радуются. Да больше имъ и длать нечего.> Я перевернулся колесомъ, я будущаго зятя на рукахъ понесъ къ ужину, я перепрыгнулъ черезъ весь столъ, я показывалъ свою силу. И вс смотрли и радовались и главное, я самъ, не переставая, радовался на себя. Въ этотъ вечеръ я могъ сдлать все, что бы не захотлъ. Ежели бы я только попробовалъ, я бы въ этотъ вечеръ по потолку пошелъ бы, какъ по полу. Помню, зазвнли бубенчики, Лизаньк съ матерью подали дрожечки. – Какъ я чудесно огорчился! Какъ я ршилъ: они не подутъ, и они не похали. – Мамаша, просите, – сказалъ я. Старушка побжала, хитро улыбаясь просила ихъ, и они остались. И гд теперь эта прелестная старушка? Они остались, но зачмъ-то пошли спать наверхъ, когда я находилъ, что спать совсмъ никогда не надобно. Они пошли спать, а я, разгоряченный, облитый потомъ, снялъ галсту[хъ] и пошелъ ходить по морозной трав по двору, глядя на ея окна; и все думалъ, что бы мн теперь еще сдлать: пойти купаться или похать верхомъ 20 верстъ до города и назадъ – или лечь тутъ спать на мороз и потомъ сказать, что я это для нея сдлалъ. Помню, караульщикъ тоже ходилъ по двору. Какъ я вдругъ сильно полюбилъ караульщика; онъ нашъ добрый мужичокъ, надо ему дать что-нибудь, сказалъ я самъ себ и пошелъ говорить съ нимъ; глупо, но прелестно я разговаривалъ съ нимъ. И [?] Лизанька, и ночь, и я – все блаженство этаго [?] выражалось въ его добромъ бородатомъ лиц.