Читать «Полное собрание сочинений. Том 2. Книга 1» онлайн - страница 26

Александр Пушкин

Когда же берег ада На век меня возьмет, Когда на век уснет Перо, моя отрада, И ты, в углу пустом Осиротев, остынешь И на всегда покинешь Поэта тихий дом... Чедаев, друг мой милый,

Тебя возьмет унылый; Последний будь привет 90 Любимцу прежних лет. —

Иссохшая, пустая, Меж двух его картин Останься век немая, Укрась его камин. — Взыскательного света Очей не привлекай, Но верного поэта Друзьям напоминай.

ХРИСТОС ВОСКРЕС.

Христос воскрес, моя Реввека!

Сегодня следуя душой Закону бога-человека, С тобой цалуюсь, ангел мой. А завтра к вере Моисея За поцалуй я не робея Готов, еврейка, приступить — И даже то тебе вручить, Чем можно верного еврея ю От православных отличить.

ЧЕДАЕВУ.

В стране, где я забыл тревоги прежних лет, Где прах Овидиев пустынный мой сосед, Где слава для меня предмет заботы малой, Тебя недостает душе моей усталой. Врагу стеснительных условий и оков, Не трудно было мне отвыкнуть от пиров, Где праздный ум блестит, тогда как сердце дремлет, И правду пылкую приличий хлад объемлет. Оставя шумный круг безумцев молодых, ю В изгнании моем я не жалел об них;

Вздохнув, оставил я другие заблужденья, Врагов моих предал проклятию забвенья, И, сети разорвав, где бился я в плену, Для сердца новую вкушаю тишину.

В уединении мой своенравный гений Познал и тихой труд, и жажду размышлений. Владею днем моим; с порядком дружен ум; Учусь удерживать вниманье долгих дум; Ищу вознаградить в объятиях свободы 20 Мятежной младостью утраченные годы И в просвещении стать с веком наровне. Богини мира, вновь явились Музы мне И независимым досугам улыбнулись;

Цевницы брошенной уста мои коснулись; Старинный звук меня обрадовал — и вновь Пою мои мечты, природу и любовь, И дружбу верную, и милые предметы, Пленявшие меня в младенческие леты, В те дни, когда, еще незнаемый никем, 30 Не зная ни забот, ни цели, ни систем,

Я пеньем оглашал приют забав и лени И царскосельские хранительные сени.

Но Дружбы нет со мной. Печальный вижу я Лазурь чужих небес, полдневные края; Ни музы, ни труды, ни радости досуга — Ничто не заменит единственного друга. Ты был целителем моих душевных сил; О неизменный друг, тебе я посвятил И краткий век, уже испытанный Судьбою,

И чувства —s может быть спасенные тобою! Ты сердце знал мое во цвете юных дней; Ты видел, как потом в волнении страстей Я тайно изнывал, страдалец утомленный; В минуту гибели над бездной потаенной Ты поддержал меня недремлющей рукой; Ты другу заменил надежду и покой; Во глубину души вникая строгим взором, Ты оживлял ее советом иль укором; Твой жар воспламенял к высокому любовь; Терпенье смелое во мне рождалось вновь; Уж голос клеветы не мог меня обидеть, Умел я презирать, умея ненавидеть.

Что нужды было мне в торжественном суде Холопа знатного, невежды <при> звезде, Или философа, который в прежни лета Развратом изумил четыре части света, Но просветив себя, загладил свой позор: Отвыкнул от вина и стал картежный вор? Оратор Лужников, никем не замечаем, Мне мало досаждал своим безвредным лаем. Мне ль было сетовать о толках шалунов, О лепетаньи дам, зоилов и глупцов И сплетней разбирать игривую затею, Когда гордиться мог я дружбою твоею? Благодарю богов: прешел я мрачный путь; Печали ранние мою теснили грудь;