Читать «Полет сквозь годы» онлайн - страница 45

Через два или три дня мы благополучно прибыли в Петроград и поместились в гостинице. Хотя здешние товарищи и предупреждали, что к Ленину меня не допустят, так как он чрезвычайно занят, я на следующий день все же отправился в Смольный попытать счастья. Предупреждения не оправдались.

Когда я, с трудом пробившись к входу в Смольный, сказал часовым, в чем дело, и показал письмо, они вызвали своего начальника. Начальник караула также внимательно прочел мои документы и повел внутрь здания по переполненному народом широкому коридору. В одной из комнат он нашел товарища, принявшего у меня письмо. Этот товарищ оказал, что отведет меня к Ленину. Мы поднялись с ним выше и вошли в большую почти совершенно пустую и довольно прохладную комнату, у дверей которой стоял вооруженный матрос. Сопровождавший меня товарищ сказал, чтобы я подождал, а сам удалился. Через некоторое время он вернулся и объявил, что письмо передал Владимиру Ильичу и что тот скоро выйдет. Сам сопровождающий остался со мной: он очень интересовался, как идут наши дела на фронте, как нас кормят. Рассказал, что здесь, в Петрограде, дело с питанием обстоит пока не совсем благополучно.

Ожидая выхода Владимира Ильича, я так волновался, что чувствовал в теле мелкую дрожь. Мне было очень жарко, и я расстегнул бекешу. Когда Владимир Ильич быстро вошел к нам, я хотел отрапортовать ему по всем правилам, страшно боясь сбиться и что-нибудь от волнения напутать. Но стоило ему только отвести мою руку от козырька, пожать ее и как-то по-особому приветливо поздороваться со мной, страх мой исчез совершенно. Я заговорил с ним совсем спокойно.

Если бы теперь спросили, что больше всего поразило меня в Ленине, я бы сказал: необычайно большой чистый лоб и глаза — глаза, смотрящие прямо в душу, все видящие в человеке и постоянно меняющие свое выражение. Но особенно поразило меня то, что я увидел в Ленине простого, совсем простого и почему-то очень близкого мне человека. Хотелось быть с ним и разговаривать долго, долго. Я знал, что нельзя отнимать у него ни одной лишней минуты, и все же эгоизм молодости брал свое, я говорил более подробно, чем это было нужно. Владимир Ильич не только ни разу не прервал меня, но даже ни единым жестом или выражением не показал, что он торопится.

Владимир Ильич прежде всего спросил, как идут наши дела на фронте. Я рассказал, что мы остались без бомб, что летать приходится на очень малых высотах, так как опознавать противника трудно. Польские легионеры носят на рукавах угольники, которые можно разглядеть только с 50 и не выше чем со 100 метров. Для ориентировки же приходится читать названия пролетаемых станций. Владимир Ильич спросил, насколько опасно летать так низко. Я ответил, что пока еще никого из нас не сбили, но пулевые пробоины мы привозим. Когда я добавил, что мы на всякий случай стали подкладывать под сиденья сковородки, Владимир Ильич рассмеялся и сказал, что придумали мы это оригинально, но, конечно, это не окончательное решение вопроса. Я сказал еще, что риск от полетов на малых высотах снижается, как мне кажется, тем, что появление самолета на малой высоте бывает почти всегда внезапным: противник теряется и не успевает вовремя открыть огонь, да и моральный и боевой эффект от таких полетов всегда бывает значительно больше, особенно если они сопровождаются пулеметным обстрелом. Владимир Ильич ничего не возразил на это, и мне показалось, что он согласен с моими доводами. Затем Ленин стал подробно расспрашивать, на каких машинах мы летаем, много ли у нас русских самолетов и каково их качество. Я отвечал Владимиру Ильичу, что больше всего у нас на фронте французских самолетов, в последний же год стали появляться и английские. Из машин отечественной конструкции или постройки я назвал «вуазен» завода Щетинина, «вуазен» конструктора Иванова, «фарман», «морчет» и «декан». Первые четыре я похвалил, а о «декане» отозвался плохо, так как он очень неустойчив.