Читать «По ту сторону здравого смысла, или Неожиданное chassé croisé» онлайн - страница 2

Влас Михайлович Дорошевич

Факельщик (появляясь, мрачно). – Абракадабра!

Все (радостно). – Ах, это monsieur Волынский! Он всегда о себе так велит докладывать!

Паспарту (пишет). – «Неожиданный сюрприз, устроенный гостеприимной хозяйкой. Входит наш известный мыслитель г. Волынский. Каждый волос на его голове поднят спиралью, в глазах вопросительные знаки, пальцы испачканы в чернилах. Входя, ударяет себя по лбу, причем любезная хозяйка в ту же минуту ударяет в гонг, так что приятно пораженным гостям кажется, что этот звук вылетает из вдохновенной головы г. Волынского. Входя, говорит»…

Г-н Волынский. – Ай-ай, матушки, какой я умный!

Все (замогильным голосом). – Так говорит Заратустра!

Паспарту. – Pardon, monsieur Волынский! Маленькое интервью! Почему вы, вместо «здравствуйте» – говорите: «матушки, какой я умный»?

Г-н Волынский. – Га! Это имеет свое объяснение! Я имею своим другом Нитцчше!..

Паспарту. – Будьте здоровы!

Г-н Волынский. – Благодарю вам. Но я не чихнул, а только так называется философ. Он есть один из самых больших умов в человечестве. И теперь этот один из самых больших умов в человечестве дошел до вакхической мысли, что он глуп, и он сидит около своей мама, и говорит своей мама: «мама, какой я дурак!» А я дошел до другой вакхической мысли и, подражая… не желайте мне здоровья!.. подражая Нитцчше, говорю всем, вместо «здравствуйте вам», – «ай, матушки, какой я умный!»

Паспарту. – Pardon, еще один вопрос. Почему у вас пальцы в чернилах?

Г-н Волынский. – Это не есть чернила. Это есть пламень. Я коснулся перстами огненной бездны души и опалил себе персты даже до первого сустава. Это есть знак, а не чернила. Я не пишу чернилами, я пишу ляписом!

Воробьина (летит, махая саваном). – Господа, кадриль! Музыка, жарь! (Балалаечники играют кадриль из русских песен. Становятся так: Воробьина с мужем, vis-a-vis. Переверзев с женой, начинают прямо с шестой фигуры. Воробьина делает соло).

Переверзев (стонет). – «О, закрой свои синие ноги!»

Воробьина (дирижируя кадрилью). – Ходи веселей! Messieurs, changez vos dames! Mesdames, changez vos chevaliers! Chassé croisé! Переверзев, вертись со мной! Воробьин, муж мой, что стоишь как истукан? Вертись с его женой. Теперь дамы solo! Вот это кадрель! Чище, чем у Тумпакова!

Воробьин и Переверзева. – Мы не хотим такого танца. Убирайтесь!

Князь Горбатов (появляясь, в ужасе). – Господа! Да ведь это, словно как в Альказаре. Как дважды два четыре…

Декаденты (выплясывая, дикими голосами). – Пять!.. Стеариновая свечка!.. На свете нет никакой таблицы умножения!.. Надеть на него пифагоровы штаны!..

Переверзев. – Господа сверхчеловеки! Князя Горбатова только могила исправит!

Все. – Ура! (Пляшут что-то дикое).

Дворецкий. – Петр Дмитревич Боборыкин из Парижа!

(Все застывают в тех позах, в которых были).

Г-н Боборыкин (входит частой, частой походкой, потирая руки). – А?! Новое течение?! Декадентствуете? Господи! Да что же вы дома? Потихоньку? Вам бы в Александрийский театр? А?