Читать «Письма из Москвы в Нижний Новгород» онлайн - страница 91

В промежутке двух последних Пунических войн¹ Рим вознесся на ту степень высоты, с которой ему долженствовало медленно спускаться и, наконец, упасть, дабы оправдать вечный закон Промысла, положившего предел всякому делу человеческому. Сия есть главная причина падения Рима. Но мы не дерзнем вопрошать Провидение и проникать уставы его, довольны будучи причинами, хотя второстепенными, но достаточными для удовлетворения ума любопытного.

Состязание аристократии с демократиею служило первым оплотом благоденствия республики, точно так, как оппозиция в Англии есть палладиум ее конституции. Доколе процветало богопочитание, с ним всегда

неразлучная чистота нравов и любовь к отечеству; доколе опасение внешнего врага благодетельным страхом сопрягало воедино все члены политического тела к защите и сохранению целого, дотоле укреплялся Рим и возвышался.

Но когда софисты побежденной Греции, в свою очередь, победили завоевателей своих и пагубным учением эпикуреизма отравили нравственность в самом ее источнике, когда Атталовы стяжания вместе с сокровищами внесли в Рим роскошь и негу Азии, наипаче же когда пали стены Карфагена, Нуманции и Коринфа — тогда рушилось спасительное равновесие двух пружин, которых сила до тех пор не расторгала, а связывала узел гражданского общества. И с тех пор та или другая из пружин сих превозмогала попеременно, и республика между ними растерзана была на части.

VII-й век Рима с самого начала ознаменован был народными смутами, которые довели его, наконец, до порабощения Августу и недостойным преемникам его. Братья Гракхи, Тиберий и Каий,² первые необузданным честолюбием своим открыли будущим их подражателям опасную тайну, что чернь может служить орудием тому, кто захочет похитить власть. Они пали жертвами покушений своих; но пагубное семя осталось и возрастило плоды ужасные. И до них, конечно, патриции и народ не любили и боялись друг друга, но по крайней мере их обуздывало взаим ное уважение; когда же богатство стало сперва заменять достоинства, а потом цениться и выше оных, тогда взаимное презрение заступило место уважения; все гражданские узы разорвались, и Югурта, пример вероломства, чудовище, обагренное кровию всех родственников своих, имел право, по собственному опыту своему, воскликнуть:

Рим, продажный город! ты будешь добычею того, кто найдется в состоянии купить тебя!³

В средине века сего явились плоды столь пагубного разврата — междоусобная война. Марий и Силла⁴ честолюбием, враждою, мщением довели республику до краха гибели, пролили лучшую кровь ее как в самом городе, так и на полях Италии и первые доказали Риму, что можно похитить у него свободу и остаться в живых.

Между тем, как Силла довершает победы свои над Митридатом, непримиримый враг его, в шестой раз консулом, истощает над согражда-нами своими всю ярость врожденного ему зверства (зверства, до которо-го не дошли бы и побежденные им кимвры, если бы они овладели Капитолием) и умирает на ложе своем, пресыщенный кровию, но не насыщенный еще честолюбием.