Читать «Письма из Москвы в Нижний Новгород» онлайн - страница 64

Филотим был так слаб, что не мог и сидеть в карете: его лежащего отвезли в деревню. Это было в первых числах мая, когда природа, об-новляясь, дарует жизненные силы всему ловеческое неизъяснимым чувствованием таинственное предчувствие счастия. Больной был так слаб, что не мог пользоваться сим благотворным влиянием; однако же и над ним природа подействовала, как паллиатив.

творению и, волнуя сердце че-радости, внушает ему какое-то

В городе он не мог и подумать вставать с постели; в деревне, с самых первых дней, начал сидеть в креслах и вскоре потом ходить по комнате. Тело, как будто против воли его, приходило в силу, тогда как мучительный призрак все еще гнездился в сердце и терзал его. Мечты, источник его несчастия, преследовали его в деревне и не давали ему покоя ни днем, ни ночью. То тот, то другой из знакомых представлялись воображению его обвешанные лентами, осыпанные звездами; и призраки сии нарушали спокойствие его даже и там, где ленты и звезды всего менее нужны.

В одно утро, предавшись, более обыкновенного, мучительным размышлениям своим, он подошел к открытому окну и машинально устремил взоры на поле. Крестьянские дети, здоровые, прекрасные, резвились на лугу и взапуски гонялись за бабочками. — „Счастливый возраст! — сказал, вздохнув, Филотим, — когда мечты занимают, веселят и не оставляют горечи в обманутом сердце... мечты! — Филотим!..” — И он отошел от окна, как будто устыдясь самого себя. — Это было первое благотворное впечатление.

Филотим мыслями пронесся к прелестным явлениям детских лет своих. — Кто не любит вспоминать о них! — Представил себе, как он сам бегивал по тем же лугам, где теперь видел мальчиков, вспомнил и о сверстниках своих, но без лент, без звезд, а играющих с ним и от всего сердца веселящихся.

В таких размышлениях он опять подошел к окну и в первый раз почувствовал ароматный запах березок, приметил цветы на лугу и услышал голос жаворонка. Он сел в приятной задумчивости, из коей вскоре извлек его крестьянской мальчик, быстро идущии по дороге и поющии во все горло. — „Куда, молодец?” — закричал Филотим. — „На пашню, барин!” — был ответ юноши, с которым он еще удвоил шаг. — „Постой, друг, куда спешить?” — „На пашню, барин. Батюшка пашет на милость твою под яровое, а вот уже солнце высоко, так я несу ему покушать”. — „Спеши, любезный, спеши покормить отца; только скажи мне одно слово: счастлив ли ты?” — „Ах, барин, как не быть счастливу! Видишь ли, какую нам Бог дает погоду! Взгляни на рожь: этакой всход, что как посмотришь на ниву, так сердце запрыгает от радости. А ведь нам, барин, здоровье, урожай, да добрый помещик, так мы и счастливы”. — Сказав это, он пустился бежать во всю мочь.

„Здоровье да хлеб — и с этим он счастлив! — говорил про себя Филотим. — Он думает... Но на что думать о счастии? надобно чувствовать его! — Так, дитя природы! я верю тебе: ты счастлив! Ты исполняешь священный долг, ты служишь отцу своему, ты... — а я! — кому служил? — Отцу? — Нет, в 15 лет голова моя кружилась химерами в столице; я изредка посещал старика, и то еще вменял в большую жертву, что на несколько дней вырывался из вихря сует, для того, чтобы предаваться в объятия родителя и природы. Тень священная, суди меня! — Я не заслужил быть счастливым!” — Проговорив это, Филотим горько зарыдал.