Читать «Письма из Москвы в Нижний Новгород» онлайн - страница 4

гнезда свои: дела рук человеческих преходящи, а природа неизменна творец ее. Эта мысль оскорбительна для Наполеонов-зажигателей;

как им,

конечно, хотелось бы и вселенную оставить по себе в развалинах; но для тех, кои только желают тихомолком перейти долину жизни, созерцание спокойной, не изменяющейся природы утешительно и отрадно.

Когда в безоблачную ночь я сижу на крыльце и любуюсь царству

ющей вокруг меня тишиною, с каким восхищением сравниваю я тогда спокойствие природы с мятежностию человеков! — Один Корсиканец Бонапарте удобен разрушить мир в целой половине земного шара, а в небесном пространстве несчестные миры катятся по эфирному своду, и
вечным законам порядка.Как Лаланд мог быть безбожником?1 Я быэтому не поверил, если б сам не знал, что он точно был таков.

Когда третьего года явилась звезда, «сыплющая с ужасных власов своих войну и мор на землю», как говорит Мильтон,² — from his horrid hair shakes pestilence and war — или просто сказать, когда я в первый раз увидел комету, знаешь ли, какое странное чувство — не скажу: тревожило меня — а как-то шевелило мое сердце? Мысль о возможном разрушении вселенной казалась мне страшною потому, что я бы мог пережить, хотя на минуту, понятие мое о бесконечности мира и быть свидетелем начинающегося беспорядка на небе, где я привык видеть существенный порядок и почитать его вечным. — Из сего ты можешь заключить, что я не таков, как Поппе,³ не жалуюсь на то, что после меня все пойдет так же хорошо, как и при мне шло: «что солнце так же будет ярко, так же светло небо, так же зелены луга».

— — What if this face be seen no more The world will pass as cheerful as before; Bright as before the day-star will appear, The fields as verdant and the sky as clear.

Нет, я не таков! Напротив того, я утешаюсь мыслию, что чрез не

которое время, когда меня уже не станет, солнце будет греть и освещать поколение, противу нынешнего счастливейшее, которое не из собственного опыта, но только по преданиям будет проклинать Наполеона— Пугачёва.

Ты, друг мой, еще в Нижнем заметил мою меланхолию, которой прежде во мне не бывало. Это правда; она здесь усилилась, а началась с прошлого августа, как я приехал в Москву. И могло ли быть иначе! — Престольный древний град за три месяца назад вмещал 600 тысяч жителей спокойных и счастливых; я увидел вдруг его опустевшим, как после моровой язвы; видел улицы его и площади, покрытые ранеными собратьями нашими, лившими кровь свою за нас на Бородинском поле! Я видел... Нет! этого я никогда не могу вспомнить без ужаса — я видел зарево пылающей Столицы! —

Видел всю дорогу от Москвы до Владимира, усеянную гражданами, ищущими спасения в бегстве;⁵ видел — с грудными младенцами, бледных матерей, в отчаянии подъемлющих к небу слезами наполненные глаза; видел на одной повозке целые семейства, вчера — богачей, сегодня — нищих, в рубищах и без пропитания; видел телеги, наполненные израненными, умирающими пленными, которые на трех или на четырех разных языках проклинали коронованного их разбойничьего атамана; повсюду видел уныние поселян, трепет жен и детей их; повсюду слышал стон, рыдание и вопль — одним словом, нравственное зло представило-ся мне в самых ужасных, отвратительных чертах его...