Читать «Паоло Монелли» онлайн - страница 5

User

IVКоста Андреа (1851-1910) – итальянский политик, анархист и последователь Бакунина, был руководителем итальянской федерации Первого Интернационала, в 1881 основал Социалистическую революционную партию Болоньи и ее орган газету Аванти!

VСорель Жорж (1847 – 1922) французский социалист и журналист, последователь Прудона.

VIПарето Вильфред (1848-1923) – итальянский социолог и экономист.

VII Парини Джузеппе (1729 – 1799) – итальянский писатель и поэт, оказал большое влияние на В. Альфиери, У. Фосколо, А. Мандзони

VIII Каваллотти Феличе (1842 – 1898) – итальянский политик и литератор, сторонник Д.Гарибальди.

После смерти жены отец Бенито стал владельцем остерии в Форли и уже старый и страдающий артритом принял в дом вдову обедневшего, кончившего дни поденщиком крестьянина, Анну Гвиди, мать пятерых детей, из которых младшая дочь Ракель работала служащей, две другие, Аугуста и Пина, красивые девицы для приманки клиентов, помогали матери в остерии. Позже и Ракель оставила работу и стала обслуживать посетителей за столиками, это была милая, проворная, всегда улыбающаяся блондинка, но сразу каменевшая, когда кто-то из клиентов выказывал намерение сойтись с ней поближе. Анна Гвиди уже давно была любовницей кузнеца; в Форли рассказывали, что парочка сочеталась браком «согласно социалистического ритуала» в присутствии нескольких товарищей по убеждениям. Связь кузнеца Алессандро с Анной Гвиди длилась довольно долго, были такие, кто поговаривал, что родившаяся в 1892 Ракель дочь не законного супруга Анны, крестьянина Агостино Гвиди, а Алессандро Муссолини, так что, грубо говоря, была сводной сестрой Бенито. Один близкий ему в то время человек утверждает, что сам Муссолини временами, будучи в общем расположенным к парадоксальным ситуациям, не исключал такой возможности, и не выказывал сильного беспокойства по этому поводу. Анна Гвиди, высокая, сухая и костлявая женщина с огромными, горящими в постоянной лихорадке глазами, после смерти своего мужа она разносила и продавала по домам молоко от двух коровенок, которых ей дали на содержание. Всегда одетая в черное, все звали ее «безумная Нина», местные мальчишки издевались над ней, а она кричала, что рождена госпожой, что придет день, когда все дураки увидят, как фортуна подвалит на ее сторону, пока она еще жива. Факт остается фактом, одним прекрасным днем она вошла хозяйкой в остерию Алессандро на виа Мадзини, что в городе Форли недалеко от железной дороги. Остерия называлась «У берсальера», ее часто посещали социалисты, они приходили из долин и просили хмельного и пылкого, развязывающего языки местного вина Сан-Джовезе. После того, как ее дочка Ракель связалась с Бенито, Анна поехала с ней в Милан, где научилась, наконец, немного читать и писать. В 1926, счастливая и обеспеченная, она умерла на вилле Карпена, когда ее зять уже четыре года был главой правительства Италии.

Однажды сентябрьским вечером ребятня Муссолини, Бенито с братом Арнальдо и сестрой Эдвигой пошли вместе с матерью на виноградник, который кузнец Алессандро арендовал у некоего Куклана. Все созревало тогда раньше времени, виноградные гроздья уже пожелтели, в прозрачном воздухе витало предчувствие дождливой осени, оно сжимало сердце тринадцатилетнего мальчишки неосознанной грустью. Он смотрел вдаль на зеленовато-голубую долину Романьи, на ряды виноградников и линии тополей, красные башни Форли и синюю полосу Адриатики. Воспоминание о том вечере останется у него надолго. Мама собирала вокруг себя трех своих отпрысков и пела им одну за другой патриотические песни времен Рисорджименто: «Гордый блеск наших сабель/ /пробудит народы и троны/ / вперед, итальянцы, на битву, на бой,/ /наша Родина нас позвала».2 Может в тот вечер, в сердце мальчика впервые зародился риторический, ограниченный, свойственный мелкой буржуазии патриотизм, который вначале оказался подавленным и отвергнутым молодой неумеренной восторженностью, почерпнутой из учений интернационализма и антимилитаризма, позже он возродится в нем вместе с интервентизмом, воодушевит его деяния и речи, сделает его раздражительным шовинистом; в итоге этот патриотизм станет его вторым «я», для которого любая надуманная или воображаемая обида родине будет восприниматься как обида личная, а наступательная экспансия страны будет выглядеть одобрением успехов его собственной карьеры политика, нетерпеливо выискивавшего в ней все новые возможности. Ему было недостаточно заложить основание будущего, которое, свершившись, уже не будет его будущим, поскольку увидеть его приход не хватит слишком короткой человеческой жизни, для него воображаемая в фантазиях великая восходящая парабола родины должна совпадать с параболой его собственной жизни.