Читать «Падение Ханабада. Гу-га. Литературные сюжеты.» онлайн - страница 17

Попытаюсь объясниться от имени моего героя, с которым близко знаком. Был бы это обыкновенный мерзавец, каких сотни и тысячи присутствуют во всяком стремящемся к добру обществе, все происходило бы как-то человечней, светлее, что ли. Ведь что нужно мерзавцу: насытить брюхо, ублажить какую-нибудь страстишку, потешить самолюбие. Правда, что для этого он и подлости сделает, и хорошего человека от жизни оттолкнет, и солжет — недорого возьмет. Но, получив желаемое, отстанет, сделается добрее. К тому же цель его всякому ясна, есть возможность — отодвинутся в сторону, чтобы не испачкаться. Здесь совсем другой случай…

Герой наш — честный человек, заявляю это со всей определенностью. И не думайте, что плохими, недостойными людьми были Михаил Семенович Бубновый, Женька Каримов, Гулам Мурлоев и все прочие ханабадцы, с которыми мы уже знакомы и еще познакомимся в дальнейшем. Люди как люди. В конце концов, абсолютно плохих людей не так уж много на свете.

Но была идея. И даже не в идее дело. Все сколько-нибудь значительные идеи, даже идущие от первобытных костров, так или иначе предполагают пользу соплеменников, а в перспективе — пользу всего человечества. Суть состояла в способе ее воплощения. Идея была закономерно выпестована тысячелетиями зримой человеческой истории, а способ воплощения исходил прямо оттуда, из пещер. Помните, как это там делалось: шаман брал бубен и, воздействуя на зону подсознания, растравляя инстинкты, принуждал все племя в такт качать головами, подергиваться, выделывать одинаковые нелепые прыжки и фигуры. В таком трансе можно ходить по горячим углям, не ощущая боли, совершать многие другие героические подвиги. Разумеется, для закрепления такого состояния общественного сознания необходимы человеческие жертвоприношения. И возникала всеобщая вера: если многократно, тысячу, миллион раз повторять одно и то же — например, что все хорошо и сами мы молодцы, то в конце концов люди проникнутся этой идеей и станут счастливыми.

Да что пещеры, шаманство. Там было все на должном месте, в свое время. А вот у нас в Ханабаде давно ли мы соскоблили со стены лозунг: «Социалистическое сельское хозяйство — самое производительное в мире!» И на чем, в конце концов, покоится известный всему миру метод ханабадского реализма в литературе? «Каждый советский человек на две головы выше любого зарубежного чинуши, влачащего на своих плечах ярмо капиталистического рабства!» Истинный ханабадец при этих словах вздергивал голову и уже без всяких сомнений ступал на уголья. Такое состояние общества наиболее полно и образно выражают ханабадские песни того времени. «Посмотри, поет и пляшет вся Советская страна». Или «Мы можем петь и смеяться, как дети, среди упорной борьбы и труда». И как апофеоз всеобщего ханабадства звучит в наших ушах величавая, размеренная симфония: