Читать «Падение Ханабада. Гу-га. Литературные сюжеты.» онлайн - страница 15
Морис Давидович Симашко
— С кем имею честь?
Тронувшийся с места поезд не развил еще ход, но человека заметно покачивало.
— Журналист! — определил он, не услышав ответа.
— Все силы на досрочное окончание сева!
Он был вдвое старше меня, и что-то было притягательное в его пьяном кураже. Ханабадское гостеприимство уравнивало нас, и мы начали разговаривать.
— Да, тут уже закончили сеять. Первыми в республике! — сказал я, подтверждая свою информированность.
— Вы так думаете?
Я назвал цифры и факты о количестве засеянных в районе площадей.
— Ерунда! — сказал он, брезгливо поджав губы.
— Почему? — опешил я.
— Потому что засеяли только пять процентов. И правильно сделали!
— Как так? — растерялся я.
— Хлопок не овес. Рано сеять до Новруза.
— Какого новруза?
Он посмотрел на меня более внимательно.
— Это персидский Новый год — новруз. Случается он двадцать второго марта. В день весеннего равноденствия, если помните.
Сказав это, он потерял ко мне всякий интерес и теперь хмуро смотрел в окно.
— Так у меня сводка…
В голосе моем была неуверенность. Он оторвался от окна:
— Вы что, и вправду в первый раз?
Таким тоном спрашивают девушек об их невинности, и я вдруг почувствовал, что краснею. А он смотрел на меня уже с искренней симпатией. Я принялся сбивчиво рассказывать, что сам видел засеянные хлопком поля.
— Пишите, пишите, это ваш хлеб.
— А вы от какой организации? — спросил я у него.
— Областной агроном.
Так я познакомился с Костей Веденеевым. А накануне из окна вагона я впервые увидел первого секретаря обкома партии товарища Атабаева…
Мой дебют завершался блестяще. Бубнового с Женькой я нашел в лучшем, на три кровати, номере гостиницы. Михаил Семенович спал, навернув на голову одеяло, а Женька со свинцовой твердостью в глазах писал, не останавливаясь. На столе, рядом с чернильницей, стояла пустая бутылка из-под водки, граненый стакан и лежал кусочек черствого хлеба. Графин с водой стоял на окне. На третьей — свободной — кровати были разложены бумаги и подшивка местной областной «Правды». На стене висела картина «Утро нашей родины».
Едва я вошел, Михаил Семенович Бубновый размотал с головы одеяло, встал и спросил:
— Привез?
Деловито подсчитав количество моих материалов, он удовлетворенно кивнул головой. Потом посмотрел на пустую бутылку на столе, еще на одну такую же, что лежала у ножки кровати, и сделал Женьке знак скрещенными руками. В авиации это означало «Глуши мотор!» Женька оставил строчку недописанной, взял молча деньги и ушел. Минут через пятнадцать он вернулся еще с двумя бутылками «мамы», кирпичиком хлеба и промокшим кулечком с «веселыми ребятами». Так здесь звали кильку, что обильно ловится на свет в омывающем Ханабад море.
Бубновый налил себе водки в стакан на две трети, выпил, бросил в рот корочку хлеба, а бутылку поставил на самое видное место перед окном.
— Сначала дело! — сказал он веско.
Женька сел продолжать статью председателя облисполкома. Михаил Семенович, кряхтя и покашливая, принялся что-то черкать в привезенных мной материалах, а мне, как имеющему художественный опыт (пьеса), поручен был очерк…