Читать «Очерки душевной патологии и возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия» онлайн - страница 194

Отсюда, мы будем понимать добросовестную хорошую подлинную терапию не как снятие симптомов, а точнее, исчезновение симптомов через «становление иным, переход доселе ограничивающих пределов» личности. И здесь важно понимать, что такого рода трансцензус, трансформация, преображение не может осуществляться простым переструктурированием личностных радикалов, это всегда результат взаимодействия с чем-то таИнственным и тАинственным, чем-то (или Кем-то) выше нашего понимания, перед чем (Кем) мы склоняемся в благоговении и ответ Оттуда никогда не бывает однозначно предсказуемым. Здесь мы вступаем в поистине диалогистическуюсферу, то есть — открытость, двустороннесть, взаимодействие.

Уникальность человеческой личности в том, что ей потенциально доступно и предназначено преодоление пределов самое себя с последующей самореализацией на неожиданном, принципиально ином, более высоком (благородном, достойном, осмысленном, просветленном) экзистенциальном уровне, что мы определяем как духовность. О чем идет речь? Может быть лучше, чем психология это показывает литература. Вот иллюстрация.

(Сокращенное воспроизведение рассказа Леонида Андреева «Баргамот и Гараська»)

Высокий, толстый, сильный, громогласный Баргамот составлял на полицейском горизонте видную фигуру, если бы душа его, сдавленная толстыми стенами, не была погружена в богатырский сон.

Часу в десятом теплого весеннего вечера Баргамот стоял на своем обычном посту. Настроение Баргамота было скверное. Завтра светлое Христово воскресение, сейчас люди пойдут в церковь. Потребности молиться Баргамот не ощущал, но праздничное, светлое настроение, разлитое по необычайно тихой и спокойной улице, коснулось и его. Но благодушие Баргамота было нарушено самым подлым образом. За углом послышались неровные шаги и сиплое бормотанье.

«Кого это несет нелегкая?» — подумал Баргамот, заглянул за угол и всей душой оскорбился. Гараська! Сам с своей собственной пьяной особой, — его только недоставало! Никто ему так не досаждал на Пушкарной, как этот пьянчужка. Эх! У Баргамота чесались руки, но сознание того, что в такой великий день как будто неудобно пускать их в ход, сдерживало его.

— Христос, значат, воскрес?

— Ну, воскрес.

— Так позвольте… — Гараська, ведший этот разговор вполоборота к Баргамоту, решительно повернулся к нему лицом.

Баргамот, заинтригованный странными вопросами Гараськи, машинально выпустил из руки засаленный ворот; Гараська, утратив точку опоры, пошатнулся и упал, не успев показать Баргамоту предмета, только что вынутого им из кармана. Приподнявшись одним туловищем, опираясь на руки, Гараська посмотрел вниз, — потом упал лицом на землю и завыл, как бабы воют по покойнике.

— Что ты, очумел, что ли? — ткнул его ногой Баргамот.

— Я… по-благородному..» похристосоваться… яичко а ты… — бессвязно бурлил Гараська, но Баргамот понял.