Читать «Очерки душевной патологии и возможности ее коррекции соотносительно с духовным измерением бытия» онлайн - страница 175

«(Есть) глубокие, старые пласты, сливающиеся с родовыми и общечеловеческими, — основные, глубокие грехи, от которых, как смрадные испарения, поднимаются богохульные мысли, побуждения, всякая нечистота, чудовищные извращения…».

От анализа индивидуальных триггеров страдания в терапии осуществляется переход к нижележащим личностным структурам, которые также имеют значение при тяжелых психопатологических феноменах. Здесь также имеется обширное поле для работы: от вскрытия роли наследственности при большинстве душевных расстройств и принятия личной ответственности до актуализации переживания причастности падшему человечеству.

Также для длительной РОП-терапевтической работы в групповом формате может быть предложено обсуждение шаг за шагом дайджеста из глубокой и пронзительной классической книги блаженного Августина «Исповедь», отстоящая от нас на полторы тысячи лет, но сохранившая свою созвучность:

«Младенцы невинны по своей телесной слабости, а не по душе своей. Я видел и наблюдал ревновавшего малютку: он еще не говорил, но бледный, с горечью смотрел на своего молочного брата (…).

В детстве моем, которое внушало меньше опасностей, чем юность, я не любил занятий и терпеть не мог, чтобы меня к ним принуждали; меня тем не менее принуждали, и это было хорошо для меня (…).

Ты же, «у Которого сочтены волосы наши», пользовался моей неохотой к учению, для наказания моего, которого я вполне заслуживал, я, маленький мальчик и великий грешник (…).

Позволь мне, Господи, рассказать, на какие бредни растрачивал я способности мои, дарованные Тобой (…).

Я воровал из родительской кладовой и со стола от обжорства или чтобы иметь чем заплатить мальчикам, продававшим мне свои игрушки. В игре я часто обманом ловил победу, сам побежденный пустой жаждой превосходства (…).

А если меня уличали и бранили, я свирепел, а не уступал. И это детская невинность? Нет, Господи, нет! позволь мне сказать это, Боже мой. Всё это одинаково: в начале жизни — воспитатели, учителя, орехи, мячики, воробьи; когда же человек стал взрослым — префекты, цари, золото, поместья, рабы, — в сущности, всё это одно и то же, только линейку сменяют тяжелые наказания (…).

Я хочу вспомнить прошлые мерзости свои и плотскую испорченность души моей не потому, что я люблю их, но чтобы возлюбить Тебя, Боже мой (…)..

Что же доставляло мне наслаждение, как не любить и быть любимым? Только душа моя, тянувшаяся к другой душе, не умела соблюсти меру, остановясь на светлом рубеже дружбы; туман поднимался из болота плотских желаний и бившей ключом возмужалости, затуманивал и помрачал сердце мое, и за мглою похоти уже не различался ясный свет привязанности (…).

Я прибыл в Карфаген; кругом меня котлом кипела позорная любовь (…). Я был любим, я тайком пробирался в тюрьму наслаждения, весело надевал на себя путы горестей, чтобы секли меня своими раскаленными железными розгами ревность, подозрения, страхи, гнев и ссоры (…).