Читать «Осень нелюбви» онлайн - страница 59

Киевский пересмешник

После нервного срыва мне была необходима перезагрузка, поэтому я попросила на работе недельный отпуск за свой счет и уехала к Аньке в Киев. Я обещала себе не думать о Курске, не вспоминать о людях, которые там остались, перестать мусолить свои проблемы и, если получится, излечиться от тошноты.

Киев глубоко проник в мое сердце. Он стал моей первой исцеляющей любовью. Он наполнил мою пустую истерзанную душу прекрасным, пролился в нее каплями живительного елея. Несколько дней в Киеве вернули мне себя: юную, с крупицей надежды, осознанием ошибок и маленькой верой в лучшее.

Больше всего в этом магическом городе меня взволновала брусчатка. Глядя на старые, стертые бесчисленным количеством ног, колес, — даже, наверное, еще лошадиных подков камни, — я ощущала витавший здесь дух прошлого века. Возможно, на этой самой выбоине когда-то споткнулся молодой Казимир Малевич. Он бежал на первое в своей жизни свидание, а тут вот споткнулся, да еще и на правую ногу! Может быть, именно на этот булыжник плюнул раздосадованный Вертинский после первого неудачного актерского опыта. Плюнул, растер — и пошел дальше. Сквозь тонкие подошвы туфель я чувствовала выпуклость каждого камня и мысленно видела, как в дореволюционные годы, придерживая юбки и аккуратно обходя лужицы, по этой брусчатке прогуливались кавалеры с барышнями; как в тяжелую революционную пору завернутые в черные шали женщины, озираясь, испуганно передвигались этой дорогой от дома к дому, чтобы сходить к знакомым или на рынок. Для меня брусчатка таила в себе дух Серебряного века, я представляла, как касались ее ноги Ахматовой и Булгакова. В некоторых местах камни совсем стерлись, — и скоро, должно быть, эту дорогу будут реставрировать. Все проходит, даже камни стираются со временем, — остается только душа, отраженная в искусстве.

Аня повела меня на Андреевский спуск, одну из самых старых улиц Киева, изогнувшуюся буквой S и связывающую Верхний и Нижний город. Всего тридцать восемь домов, расположившихся на спусках двух гор: одна сторона улицы — на Андреевской, а другая — на Замковой, — и у каждого дома своя история, своя тайна. Вот замок, в котором никто не живет, он проклят строителями за жадность владельца. Лишь только кто-то поселялся здесь — с ним случались несчастья. И замок снова пустел, одиноко возвышаясь остроконечной башней среди невысоких двухэтажек. А в этом доме принимал пациентов киевский врач, к которому однажды пришла девушка-призрак с просьбой помочь ее одинокой матери. И он пошел к этой больной женщине и только от нее узнал, что девушка, приходившая к нему, уже год как мертва. А вот и тринадцатый номер! Дом-музей Булгакова. Скромный фасад окрашен в желтый цвет, справа, над входом — маленький балкончик с черными коваными завитушками. С другой стороны дома — знаменитая «щель», узкий промежуток между одиннадцатым и тринадцатым домами, куда Николка пытался спрятать шкатулку с документами и револьверы. К сожалению, музей был закрыт, и нам не удалось зайти внутрь. Я заглянула в окно, пытаясь рассмотреть хоть что-то внутри дома, где родились «Дни Турбинных» и «Белая гвардия». Но там было темно, и кроме побеленной стены, отходящей слева от окна вглубь комнаты, я не увидела ничего.