Читать «Однажды в Америке» онлайн - страница 263

Наконец я смог сосредоточиться. Одна мысль пронзила меня. Я выбежал из комнаты как одержимый, словно кто-то гнался за мной по пятам. Я вскочил в такси.

— Деланси-стрит, — выпалил я.

Меня поразила мысль о наших деньгах, спрятанных в сейфы. Теперь они все были мои — почти миллион баксов наличными. Где-то под ложечкой у меня разгорался жадный зуд. Голова гудела, словно в ней работали ревущие моторы.

Я повторял про себя: «Надо взять их быстро. Надо взять их быстро. Раньше, чем это сделают другие. Это деньги моих братьев. Теперь они мои».

Я выскочил из такси раньше времени. Я бросился бежать по многолюдной улице, расталкивая ошарашенных прохожих. Как безумный, я ворвался к «Толстяку Мо» через главный вход, сметая с пути испуганных посетителей. Я вбежал в заднюю комнату. Она была пуста. Шкафы исчезли.

Я позвал Мо. Он вышел ко мне из-за стойки. На его лице были страх и скорбь. Я схватил его за горло, встряхнул и прошипел ему в лицо:

— Где они? Что с ними?

Он меня не понял.

Он сказал:

— Они мертвы, все мертвы. — Он начал плакать. — Макс, Патси и Косой мертвы.

Слезы струились по его толстому лицу.

Я прижал его к стене и поднес к горлу нож.

В бешенстве я заорал:

— Я говорю не о них, толстый ублюдок, а о шкафах, о четырех шкафах! Куда ты их спрятал? Где они?

— О шкафах? — повторил он тупо.

— Да, о шкафах, грязный ублюдок! — кричал я.

— За ними приезжали люди на машинах, — пробормотал он сквозь слезы. — Макси вчера им все отдал. Я передал тебе записку от Макси, там про это было сказано. Разве ты не помнишь?

Да, теперь я вспомнил. Как я мог забыть?

— Что это были за люди? Ты их знаешь?

— Нет, Лапша, не знаю, честное слово, но мы сможем это выяснить. Только не волнуйся, Лапша, держи себя в руках, — попросил он.

— Ладно, я это выясню, — процедил я, выпустив его и упав в кресло.

Это было большое кресло Макса. Когда я увидел, на чем сижу, то зашелся в истерическом смехе.

— Кресло Макса, королевское кресло, — повторял я, смеясь и плача, пока к горлу не подкатила тошнота.

Меня вырвало на пол. Мо вернулся с полотенцем. Слезы продолжали бежать по его толстым опухшим щекам. Он стал вытирать мне лицо и одежду, успокаивающе бормоча:

— Тише, тише, Лапша, не надо так убиваться.

Я начал плакать. Я обнял его. Я уронил голову и разрыдался у него на плече. Мы оба стояли и безутешно рыдали по нашим дорогим ушедшим братьям.

Я чувствовал себя пустым, потерянным, ненужным. Мы плакали снова и снова. Продолжая рыдать, я вышел в бар и попросил всех посетителей уйти. Я запер за ними дверь.

Мо и я взяли себе каждый по бутылке и сели на пол.

Я сказал:

— Мо, мы устроим шиву по моей матери, по Макси, Патси и Косому. Прямо здесь, целую неделю, как принято у евреев.

Потом я осознал, что пропустил похороны своей матери. Я завыл еще громче и поклялся, что отсижу всю шиву на полу в этой комнате.

Пьяный Мо пробормотал:

— Да, Лапша, ты и я, мы будем вместе поститься и молиться, и мы отсидим здесь всю шиву, целую неделю.

И мы сидели на полу в задней комнате, плакали и раскачивались взад-вперед, как старые евреи, колотя себя в грудь и давая волю чувствам, выражая горе громкими скорбными воплями. Когда обе бутылки опустели, мы впали в беспокойный сон.